Истории из лёгкой и мгновенной жизни

Ладно бы ещё одни малолетки западали на Шатунова – нет, его слушала милиция, сельские администрации, учителя средних и высших учебных заведений, на концерты «Ласкового мая» приходили почётные пенсионеры. Где нашли этих пенсионеров, где их держали все предыдущие восемьдесят лет? В лесу? В зоопарке? Они смогли бы победить в самой страшной мировой войне под такие песни? Отчего они себя не спросили об этом?

Впрочем, следом пришло такое, что и Шатунов стал казаться вполне себе милым и приличным парнем. Явились какие-то гнусавые малоумки, то с огромным количеством зубов, то вовсе без оных, представители третьего пола, радужные птицы с перьями в области поясницы, силиконовые губы, гуляющие сами по себе, в отсутствие головы, другие части тела, казалось бы, не приспособленные для пения, дуэты разных частей тела, квартеты представителей третьего пола и пола, ещё не изведанного никем, кроме представителей третьего пола. О, пора открытий! Пора свободы.

В моём классе, знал я в том самом 91-м году, не пробовал наркотики ещё ни один ученик. Но тремя классами младше, к 95-му году сложно было найти того, кто не пробовал хотя бы раз. От барбитуры до метадона – во всём разбирались даже ученики начальной школы. Это была всем модам мода.

Учителя, которые учили многих из нас, – они, видимо, тоже что-то скрывали от мира долгие годы. В городке, где я родился, в конце девяностых единственная школа неизменно закрывалась с 12 до 14 часов: учителя не могли пропустить очередную серию какого-то сериала, то ли про богатых, которые тоже плачут, то ли про рабыню Изауру, – и вместе с учениками, торопясь и толкаясь, бежали следить за судьбой метиски, или мулатки, или полностью, непоправимо, чернокожей героини. А потом возвращались – и преподавали детям историю, русский язык, Достоевского, основы государства, права, здравого смысла. Неужели это было с нами?

Сегодня, как нам кажется, накал страстей уже не тот. Кончилась краска, которой несчастные девушки красили свои гривы. По Арбату ходят взад-назад вполне приличные люди. Учителя если имеют наклонности к просмотру латиноамериканского «мыла», то скрывают их. Молодые люди уже не стремятся перепробовать все «колёса» на свете: многие в курсе, что так можно уехать слишком далеко. Фрики занимают положенное им место и возбуждают только свой тихий круг, а не многомиллионные аудитории телеканалов.

И всё-таки. Прежде чем увлечься чем-нибудь, ну, не важно чем: пирсингом, дайвингом, шопингом, лизингом, петтингом, ауткоммингом, дауншифтингом, – на секунду остановитесь и спросите себя: «Со мной всё в порядке? Не чересчур ли я модный?»

Сосчитайте до ста. Или хотя бы до десяти. Всё в порядке? Вперёд.

Не трогай море – моменто море

Земля священна не в метафорическом смысле. Она просто священна, и всё. Это данность. Здесь нет никакой мистики, никакой поэзии. Если случится война – она может быть лишь за общее. Общее у нас одно: земля, память, язык. Три слова через запятую, но они нерасторжимы. Память и язык тоже живут на земле.

Дающая жизнь всему живому, подарившая жизнь твоему роду, спрятавшая всех тех, кто был здесь до тебя, – земля. Отправляясь на бой, в дальний край, или в путешествие без надежды на возвращение, люди брали с собой горстку родной земли.

Всякий, кто смеётся над этим, – выказывает, что он просто глуп.

Когда люди всерьёз решают, что им принадлежат леса, реки, озёра и горы, это лишь забавляет.

По сути, выкуп в личное пользование национальных богатств – ровно то же самое развлечение, что и покупка участков на Луне. Нет, даже на Солнце.

Такой маленький человек, живёт такую маленькую жизнь, – но уселся на кочку, сидит, держится за неё двумя руками, приказывает считать себя главнее этой кочки.

Или забрался в лужу – и отдал распоряжения почитать себя за местного водяного.

Кто-то остроумно подметил, что владение общенародными богатствами, водами и лесами – такая же нелепость, как владение крепостными.

Думаю, что даже бо́льшая.

Иные люди даже желают, чтоб их отдали в рабство. С удовольствием подпишут все бумаги и осмысленно переведут себя на общее содержание с домашним скотом.

Но кто спросил мнение у дерева? У озера? У моря? У самой большой горы? У самой глубокой впадины? Вы что, сами её вырыли? Сами насыпали?

Или у вас просто оказалось много денег, и вы имеете право их потратить? Ну так постройте себе на отдельном участке гору из денег. Или нору.

…Я вырос в одной чернозёмной области, в маленькой деревне.

Рядом с деревней были пруды, рыбное хозяйство; мы всё детство ходили туда купаться.

Потом детство, вместе с коммунистической властью, закончилось, и я ушёл во взрослую жизнь.

Вернулся спустя несколько лет, собрались с моими двоюродными братьями, посидели, поговорили; поехали, говорю братьям, на пруд. Там, отвечают мне братья, теперь есть свой хозяин, а у него охрана; но ничего, договоримся.

– Какая ещё охрана? – спросил я.

Братья посмеялись; мы сели на «козелок» и примчали на пруды.

Знаете, мне даже понравилось, что там никого не было: тишина, кувшинки качаются, водомерки бегают туда-сюда.