Истории мёртвой зимы

— Сталинские застенки устг’оили, говог’ю, вот что… — повторил студент, гордо скрестив руки на груди.

— Ты сильно умный? На юриста учишься что ли? — поинтересовался майор.

— На истог’ика.

— Ты ведь, Петров, у нас на митинг Анального ходил? — уточнил Захарчук.

— Ну, ходил.

— Он был несанкционированный?

— Да, — ответил Петров уже менее решительно.

— При задержании сопротивление оказывал?

— Оказывал, — подтвердил студент, уже совсем поникнув.

— Ну вот, — с нескрываемым удовлетворением в голосе подытожил дежурный, — значит, всё в рамках правового поля. На 72 часа я тебя могу и безо всякого митинга задержать. А Иосиф Виссарионыч твой, когда со своими друзьями-большевиками бунтовал, и подольше сидел. Ничо! Не жаловался. Измельчали вы… Революционеры, блядь…

— Да ладно… — пренебрежительно отмахнулся рукой Петров. — Вы бы меня по любому для галочки замели. Знаю я вас! Наг’коту бы мне подбг’осили..

— Я бы тебе телефон логопеда подбросил… — покачал головой Захарчук.

— Издевайтесь дальше! Мне всё г’авно!

Майор грустно вздохнул, ещё раз бросил на молодого человека осуждающий взгляд из-под толстых очков, и зашаркал в свою дежурку. Под холодильником там уже натекла приличная лужа. Недовольно пробурчав себе под нос что-то про безответственных электриков и оперов, которые «вечно где-то шляются», Захарчук достал из-за двери швабру с намотанной на неё тряпкой и растёр воду по полу.

На стене размеренно тикали китайские батареечные часы. И с каждым щелчком пластиковых шестерёнок это одинокое дежурство казалось майору всё более и более странным. Сначала всех будят по какой-то непонятной тревоге, потом отключают электричество и связь, теперь никто не является на работу… А он что же? Должен сидеть тут в ожидании, без информации и распоряжений. Захарчук поднял подслеповатые глаза на циферблат и, беззвучно пошевелив губами, полез в окончательно оттаявший холодильник. Достав с верхней полки одинокий пластиковый контейнер, дежурный открыл его и, поразмыслив, ложкой перевалили через край в одноразовую тарелку горку слипшихся макарон и одну сосиску. Вторую ложку он воткнул в оставшиеся в контейнере макароны и со всем этим немудрящим ужином снова поплёлся по коридору.

— Макароны с сосиской будешь? — спросил майор, поравнявшись с камерой.

— Нет, я веган, — ответил из темноты Петров.

— Ты ещё и веган… — разочарованно покачал головой Захарчук, с таким голосом, что этот новый факт мог быть расценен исключительно как отягчающее ситуацию обстоятельство, но всё-таки повторил своё предложение. — Думаешь, что там есть мясо что ли? На, поешь…

— Макаг'оны буду, — согласился студент, забирая пластиковую миску через окошко в клетке.

Пошебуршив ключами в двери кабинета чуть дальше по коридору, майор распахнул её настежь и добавил чуть освещённости. Потом забрал оттуда чей-то колченогий стул, уселся напротив Петрова и тоже принялся есть.

— Скучно сидеть, небось? Без телефона-то с интернетом? — спросил он арестанта. — Вы же постоянно щас в соцсети свои на жопы всякие пыритесь.

— Нет, — неохотно ответил студент. — Я обычно аудио-книги слушаю.

— А что так? Читать не умеешь? Говорил же, что грамотный, — усмехнулся дежурный.

— Так удобнее.

— Да шучу я, не злись… — смягчился Захарчук. — Что слушаешь-то?

— «Пг’еступление и наказание».

— Это правильно, — одобрительно кивнул майор, жуя сосиску. — Изучай. Классику надо знать.

На какое-то время оба опять замолчали. Тикание настенных часов в дежурке гулко раздавалось по всему коридору, многократно отражаясь от холодных покрашенных масляной краской стен.

— Слышь, Петров, — вдруг спросил Захарчук, заканчивая есть, — а ты Руса знаешь?

— Чего? — не понял студент.

— Да ничо! Шутка такая…

— Какая шутка?

— Какой-то ты деревянный, Петров! — разочаровано произнёс майор. — Зашоренный. А ещё историк… На ютубе, небось, только Анального смотришь.

Он хотел отпустить в адрес студента ещё несколько колких определений, но в этот момент громыхнула металлическая дверь, ведущая на улицу. Через секунду хлопнула следующая, и в отделение влетел человек в чёрной бронированной экипировке, шлеме и двумя автоматами на плече.

Глава 19. Костя

в которой Валя оказывается частью советской номенклатуры, встречает старого школьного приятеля, а её кошмары становятся пророческими

Ещё издали Валентина заметила чёрный округлый силуэт на полной скорости продирающийся сквозь темноту и плотный снег. Два круглых ярко-жёлтых глаза осветили пространство у автобусной остановки, и автомобиль замер прямо рядом с девушкой. Валя похлопала по себе рукой в кожаной перчатке, стряхнув снег с коротенького пальтишка, а потом села рядом с водителем, который любезно открыл ей дверь.

Двигатель низко заурчал, машина снова уверенно рванула в пургу. В салоне было тепло, так что Валентина сразу же стянула перчатки с озябших руки и придирчиво посмотрела на свои накрашенные красным лаком ногти.