Истории мирового балета

Когда Пегги исполнилось семнадцать, состоялось рождение Марго Фонтейн. Именно под этим сценическим именем она выступила в главной партии балета «Жизель», заменив Алисию Маркову. Ввести в столь юном возрасте в балет «Жизель» – дорогого стоит, ведь это классика балетной сцены. Ведь одной техники мало, какой бы хорошей она ни была, – важно создать на сцене образ, показать страдание и счастье Жизели. Марго Фонтейн справилась, а Мадам, которая всё чаще стала давать ей роли в обход других, более опытных артисток, говорила: «Ее успех принес ей талант, музыкальность, сценическая органика и особенно – чуткость и умение вжиться в характер персонажа».

Через год, когда Марго исполнилось восемнадцать, она дебютировала в партии Одетты-Одиллии. Газеты пестрели заголовками: «Британия снова ждет прекрасного Лебедя после Павловой и Марковой».

Перед премьерой «Лебединого озера» Марго с ужасом думала о тридцати двух фуэте и страшно боялась, что у нее не получится. Она не могла подвести Нинетт, которая так в нее верила: «Для меня ее слово было законом, и выбора у меня не было – только сделать эти фуэте как можно лучше».

Она станцевала «Лебединое», балетоманы и критики были покорены. Журналисты писали, что на лондонской сцене взошла новая звезда – юная, музыкальная, изысканная, обладающая высоким вкусом. Своим появлением Марго Фонтейн как будто подвела черту под эпохой Алисии Марковой и открыла новую эпоху – своего имени.

В 1939 году Фонтейн исполнила ведущую партию в сокращенной версии «Спящей принцессы» в постановке де Валуа. Именно так – «Спящей принцессы». В 1921 году балет Чайковского для лучшего восприятия западной публики так «переназвал» Дягилева, и Мадам пошла по его пути. Вдобавок ко всему принц Дезире у нее стал Флоримундом. Марго этот балет не нравился, он был, скорее, пародийным, хотя сама Нинетт не думала о пародии. Делать нечего – всё равно пришлось танцевать.

Вокруг Марго разгорались балетоманские страсти, но самое главное – она покорила воображение Фредерика Аштона. Их первая встреча случилась в репетиционном зале и была достаточно напряженной. Фонтейн была юной, но всё-таки уже вкусившей известность балериной, и вдруг Аштон пригласил ее в постановку на музыку Игоря Стравинского «Поцелуй феи» на второстепенную роль Невесты. В конце концов Марго согласилась и ни разу в жизни не пожалела об этом. Аштон сделал новую версию балета, который когда-то ставила Бронислава Нижинская в Париже. На репетициях он был настолько увлечен, что Марго невольно заразилась его идеями. Она почувствовала новизну его стиля, ей было безумно интересно. Не то что со «Спящей принцессой»!

Следующий балет – «Видение» на музыку Листа – Аштон поставил уже на Марго.

Казалось, вся их жизнь переместилась в репетиционный зал, где они проводили бесконечные часы.

– Ты понимаешь, для чего существуют глаза? – спрашивал он у Марго. – Правильно используй глаза, загипнотизируй зал, и ты сможешь отвлечь публику от своей техники.

С техникой у Марго Фонтейн всё было в порядке, а глазами она действительно научилась пользоваться.

За короткое время вдохновленный Аштон поставил для Марго, своей музы, множество балетов – «Ноктюрн», «Конькобежцы», «Свадебный букет», «Данте-соната»… С новыми балетами Марго развивалась как артистка, а в театре она получила статус прима-балерины.

В сентябре 1939 года, когда была объявлена война, лондонские театры закрылись, был распущен и «Сэдлерс-Уэллс балле». Однако труппа продолжала выступать в Лондоне и гастролировала в графствах. Фонтейн танцевала в перерывах между бомбежками, иногда участвуя в пяти-шести концертах за один день. Она танцевала и классику, и современные балеты. В 1940 году Аштон поставил для нее «Данте-сонату» на музыку Листа, и это было очень своевременно: в балете говорилось о схватке добра со злом; Марго, в простой белой тунике, олицетворяла силы добра. Танцевали все исполнители босыми, что еще больше добавляло страсти и раскованности.

Ее слава росла, и не только как балерины. Юная девушка (чуть за двадцать) была «одной из нас», ее фотографии висели в офицерских кают-компаниях и хранились в бумажниках. Точно так же было и у нас, только вдохновляла бойцов Галина Уланова.

А Аштона призвали на военную службу. Он не попал на фронт, но с 1941 по 1945 год (с небольшими перерывами) служил в военной конторе в Лондоне.