А ведь в самом деле, что я имела против нее? Она была скромной, довольно хозяйственной, во всяком случае поддерживала порядок в своей комнате, иногда, в очередь со мной готовила обеды, стирала, покупала продукты.
Я не помню, чтобы она когда-нибудь не то чтобы поссорилась с Мариком или со мною, а просто бы повысила голос.
Тая была хорошая дочь, очень заботилась о своей матери, и это не могло не нравиться мне.
И все же…
И все же я интуитивно чувствовала все время, что она ненадолго. Что она не любит моего мальчика и уйдет, бросит его. Неизбежно бросит и тем самым принесет ему много горя.
Почему я думала так? Не знаю.
Шекспир написал некогда знаменательные слова:
«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
До сих пор не пойму, откуда возникло у меня это предчувствие? Но оно возникло и жило во мне, и, когда случился у нас с Таей последний наш кардинальный разговор, который разрешил все мои, еще иногда возникающие сомнения, я почувствовала, что все время ждала его.
Постараюсь рассказать все по порядку.
С утра все было так, как обычно, Марик ушел на работу, Тая отправилась на рынок, ей надо было идти в свою школу лишь к четырем часам. А я поставила варить щавель, решив приготовить холодный щавелевый борщ с крутым яйцом, с зеленым луком и огурчиками любимый борщ Марика.
И тут позвонила мать Таи Мария Поликарповна, дама шумливая, в отличие от дочери, обладавшая резкими движениями и громким голосом.
Когда она звонила, я обычно чуть отстраняла трубку от уха, потому что иначе могли пострадать мои барабанные перепонки.
— Тая дома? — спросила Мария Поликарповна, предварительно узнав подробно о моем здоровье, самочувствии и настроении. — Она мне очень нужна.
— Тая скоро будет, — ответила я.
— Пожалуйста, пусть она позвонит мне, — сказала Мария Поликарповна.
В этот момент я услышала, как поворачивается ключ в замке входной двери. Я воскликнула:
— Подождите, кажется, она идет…
Разумеется, это была Тая. Она взяла трубку, слушая то, что говорит мать, и вдруг я заметила, как резко, внезапно побледнело ее только что розовое, свежее лицо.
Даже губы, казалось, стали серыми.
— Сейчас приеду, — сказала она и положила трубку.
Я спросила:
— Что случилось?
Она не ответила мне. Глаза ее были широко раскрыты, руки прижаты к груди.
— Тая, что случилось? — снова спросила я.
Она как бы впервые услышала мой голос. Едва шевеля серыми, будто с мороза, губами, она ответила:
— Валя попал в автомобильную катастрофу.
— Кто? — переспросила я.
— Валя, мой муж.
— Как? — не выдержала я. — Какой муж? По-моему, Марик Симаков, мой сын, и есть ваш муж!
— Мой бывший муж Валентин попал в автомобильную катастрофу и лежит в больнице, — все так же сухо, невыразительно ответила Тая. — Я сейчас поеду к нему…
Она повернулась, пошла в свою комнату, позабыв о сумке с продуктами, которую, войдя, положила на стул.
Я ничего, ровным счетом ничего не знала. Оказывается, Марик не первый ее муж, а второй. Или, может быть, третий, четвертый?
Я услышала, как хлопнула входная дверь, она ушла. Тогда я позвонила Марику, обычно в это время он звонил сам Тае, спрашивал, что она делает, не скучает ли…
Марик взял трубку. Я спросила без лишних тонкостей:
— Ты знал о том, что Тая была раньше замужем?
— Знал, — ответил он. — А что?
— Ее мать только что позвонила, и Тая ушла.
— Куда ушла? — быстро спросил Марик, и я с горечью подумала, как же он любит ее, как же она дорога ему!
— Ее бывший муж попал в автомобильную катастрофу и теперь в больнице, — сказала я.
— В какой больнице? — спросил Марик.
— Откуда же мне знать? И потом, право же, я и не догадалась спросить Таю.
— А она ничего не сказала? — спросил Марик. — Не сказала, когда будет дома?
— Нет, ничего.
— Хорошо, — ответил он. — Я скоро буду.
— Сын, — сказала я, — зачем? Ну, скажи на милость, зачем ты уйдешь с работы раньше времени?
Но он уже не слушал меня, в трубке звучали короткие, отрывистые гудки.
Он приехал домой спустя полчаса. Первым делом спросил:
— Не приходила еще?
— Нет, — ответила я.
— И не звонила?
— Нет, не звонила.
Он набрал номер Таиной матери, но телефон ее не ответил.
— Постой, мальчик, — сказала я и насильно усадила его рядом с собой на диван. — Прежде всего объясни мне, что ты так нервничаешь? Тебе что, до того жаль своего предшественника, что ты даже с работы сорвался?
Он ответил, немного помедлив:
— Ты, мама, ничего не понимаешь. Может быть, и вправду не стоило приезжать сейчас. Это я с тобой согласен, но мне вдруг стало страшно…
— Чего испугался ты?
— Мне показалось, что теперь Тая уйдет от меня, — сказал он.
И я подумала:
«Эти же самые мысли приходят и мне в голову…»
Но вслух я ничего не сказала. Не хотелось огорчать бедного своего мальчика.
— Она что, долго с ним прожила? — спросила я.
— Около пяти лет, — ответил Марик. — Но дело все не в этом.
— А в чем же?
Он ответил, как бы через силу:
— Мне кажется, она до сих пор любит его.
Я вспомнила серые губы Таи, ее мгновенно изменившееся лицо, погасшие глаза, когда она держала телефонную трубку и слушала, что говорит ей мать.