Истории приграничья

— Завтра она с отцом, матерью и сестрой будет на пиру в замке. И в связи с этим у меня имеется предложение. Вы готовы его выслушать?.. Итак, я желаю, чтобы вы, мой друг, ужинали, завтракали и обедали, как подобает всякому здоровому мужчине ваших лет. В обмен на обещание делать это, я возьму вас с собой на пир. Что скажете?

— Жестоко с вашей стороны, граф, — после паузы выдавил Лин, — поступать так…

— Вы хотите увидеть вашу богиню? — И голос, и глаза Альде-Суври выражали непреклонность.

— Да, да! — в отчаянии выкрикнул менестрель.

— И вы дадите мне слово?

Мэи-Тард покорно склонил голову:

— Все что угодно, лишь бы встретиться с ней!

— Отлично, — удовлетворённо потёр руки граф. — Какой паштет вам больше по вкусу?..

На следующий день влюблённый менестрель еле сумел дождаться урочного часа. Когда же они с графом и свитой сели на лошадей, лицо Лина побледнело, а дыхание участилось. Прислушиваясь к неровному биению своего сердца, музыкант обратился к благородному спутнику:

— Знаете, ваше сиятельство, я настолько перестал владеть собой, что мне делается страшно. Однако же моменты, в которые человек действует, ведомый исключительно голосом, идущим отсюда, — менестрель прижал ладонь к груди, — разве не самые божественные во всей его жизни?

Альде-Суври не нашёлся, что ответить, и приказал трогаться.

Седовласый граф Корнель Вагни-Имрр радушно встретил Альде-Суври и благосклонно отнёсся к Лину, узнав, кто именно пожаловал вместе с его давним знакомым. Гостей усадили на почётные места за ломящимся от яств столом. Альде-Суври с приближёнными не преминули отдать должное мастерству поваров, а также великолепным винам из погреба рурдинского замка. Лин же, даже не пригубив кубок, шарил взглядом по лицам многочисленных гостей, выискивая ту, ради которой приехал. Уже начав тревожиться, не сыграл ли граф с ним какой-нибудь шутки, менестрель увидел Неа, входившую в пиршественный зал в сопровождении семьи и немногочисленных слуг. С этого мига окружающие перестали существовать для Лина: юная красавица заслонила собой весь мир. С дрожащими руками, чувствуя то озноб, то растекающийся по телу жар, музыкант пожирал девушку глазами. Беззвучно шевеля губами, Мэи-Тард подбирал слова для песни в её честь, но всякий раз убеждался, что уподобление звёздам, драгоценностям и прочим красотам, созданным людьми или природой, не способны передать даже толику очарования девушки. С беспомощностью и отчаянием менестрель думал, что пред ним гостья из другого, более прекрасного мира, и ему никогда не удастся написать стихи, достойные воспевать её прелесть.

В разгар веселья, к Лину обратился владелец замка. В самых учтивых выражениях он сообщил, что много слышал о прославленном менестреле и был бы счастлив лично убедиться в его мастерстве. После недолгих колебаний, вызванных близостью Неа, Мэи-Тард согласился сыграть для собравшихся.

Забавлявшие гостей шуты и жонглёры освободили пространство между длинными столами. Музыканты с флейтами, виолами и тамбуринами, располагавшиеся на низких подмостках у стены, опустили инструменты и затихли.

Присев на табурет, поставленный слугой в центре зала, Лин возложил пальцы на прохладные струны арфы и ощутил, как возвращается былая безмятежность. Глубоко вздохнув, он улыбнулся самыми краешками губ и начал играть.

Исполнив несколько баллад, менестрель устремил взгляд на Неа и запел:

— Когда её узрел впервые я,

Любовью так наполнился мой взор,

что сделалась блаженной жизнь моя…

Строки, сложенные давным-давно одним отважным рыцарем, страстно звучали в воцарившейся тишине. Слушатели — и благородные господа, и слуги, — замерли в восторге. Даже крупные пятнистые псы перестали ворчать и грызться, словно и их захватило проникновенное исполнение Лина, хотя на самом деле, заслушавшиеся пирующие просто перестали швырять им объедки.

После того как последние звуки песни, отразившись от толстых каменных стен, медленно угасли, Вагни-Имрр с восхищением проговорил:

— Воистину молва стократ преуменьшила ваш непревзойдённый талант! Клянусь Ильэллом, ни один из менестрелей Эмана не сравниться с вами ни в искусстве игры на арфе, ни в пении! В знак моего расположения примите, дорогой господин Мэи-Тард, сей дар, — он снял с запястья широкий золотой браслет с рельефным узором и подал слуге.

Тот с низким поклоном, передал украшение менестрелю.

— Ваши слова, граф, мёд для моей души, — в свою очередь поклонился Лин.

Метнув ещё один пылающий взор в сторону Неа, менестрель вернулся на своё место подле Альде-Суври.

— Прекрасное выступление, мой друг, — заметил граф.

Лин не ответил: у него перехватило дыхание от улыбки Неа.

— Она действительно на диво хороша, — сказал Альде-Суври, задумчиво рассматривая красавицу.

— Она — богиня, — пролепетал Мэи-Тард, сидя с горящими щеками.

Ближе к вечеру, когда гости начали танцевать, Лин сумел поговорить с королевой своих мечтаний. Воспользовавшись тем, что Неа, утомлённая вниманием рыцарей, спряталась с сестрой в одной из глубоких оконных ниш в плохо освещённой части зала, менестрель решительно последовал за девушками.