Истории-семена

В смятении Алесса перевела взгляд с сиявших серебряной позолотой глаз девчушки на стену в изголовье кровати. Там в центре висели забавные, выполненные в виде звезды, часы. И тут отметила наблюдательная госпожа Алесса новую странность: стрелки на часах замерли где-то с четверть часа назад и упрямо стояли на месте. Как раз тогда, когда началась эта канитель с минутами. Конечно, часовой ход могли просто забыть завести. Но слишком много чудного творилось с утра.

– А что с часами? – прямо спросила дама, не отрываясь от молчаливых стрелок.

– Ах, часы, – Клара только теперь их будто заметила, – да кто ж знает. Да и дело ли теперь до них? Что с Бити делать? – и запричитала как заведенная. – Моя малышка, моё солнышко, моё дитятко.

Но Алесса прямо-таки чуяла крепкую связь часов и болезни соседской девочки.

– А ты знаешь? – обратилась она к Бити.

– Время заболело, – слабеньким, уставшим голоском отозвалась девчушка, протяжно зевнув при этом.

– Откуда тебе это известно? – осторожно поинтересовалась госпожа Алесса, косясь на Клару. Та в недоумении и с упрёком уставилась на подругу, правда, позабыв о своих завываниях.

– Оно пришло ко мне под утро, – прошептал детский голосок, Бити начинала погружаться в сон, её сияющие глазки с трудом моргали, отгоняя сонный дурман. – Время тоже болеет. Ему нужно как следует выспаться, ведь ему всегда некогда.

– Она бредит, – опомнившись, заохала мадам Клара, оправдывая слова дочери. – Ну какое время? Да и как время может заболеть ни с того ни с сего? Ерунда.

– Как знать, – только и раздалось в ответ.

Но на ощупь лобик малышки оказался прохладным, что, впрочем, ни капельки не угомонило беспокойную мамашу.

– Спать… нужно поспать, – вылетело еле слышными вздохами из уст Бити.

Алессе даже послышался тонкий, тщедушный голосишко, точно волос, вплетшийся в слова девочки.

Бити сомкнула глаза и уснула. Ничего не оставалось, как просто дать девочке хорошенько выспаться.

– Идём, Клара, пусть Бити поспит.

Алесса вытолкала из детской спаленки хныкавшую мать и уговорами довела до кухни, где уже вовсю хозяйничала мадам Росанна.

– Но может, всё же пойти за доктором? Вдруг это серьёзно? – не унималась Клара, правда, поддалась влиянию соседки и послушно села на стул.

– Бити же сказала, что ей нужно поспать, – внушала госпожа Алесса, чувствуя, что медлительная тяжесть в ногах и руках потихоньку тает.

– Но как же её глаза?

– Пройдёт, – отмахнулась Алесса, её взглядом поддержала мадам Росанна, подав обеим женщинам чашки с горячим чаем.

– А покамест попьём чай, – изрекла пожилая дама, громко отхлёбывая из своей чашки дымящийся напиток, – нам спешить некуда, не так ли?

– Ага, – кивнула госпожа Алесса, – пускай время отдохнёт, ему ещё столько предстоит идти.

Бити очнулась лишь наутро следующего дня, и глаза её вновь обрели каре-зелёный оттенок, полностью утратив смесь серебра и золота.

Как оказалось, весь остров, пока спала Бити, сотрясала череда странностей: у кого часы дома вращали стрелками, как ошпаренные, у кого, напротив, еле двигались, точно их смазали мёдом. Но как только девочка проснулась, время возобновило свой прежний ход, а жители Чэро больше не испытывали на себе чудного дискомфорта.

Уже через неделю история была позабыта, всё вернулось на острове к былой привычности, но госпожа Алесса, по обычаю наведываясь к соседям, всё же пристальнее обычного задерживала взор на ясных очах Бити. Со странной смесью тревоги и надежды женщина высматривала в двухцветных радужках глаз проблеск золотого серебра. Вдруг Хроносу вздумается вновь поспать.

Но прислушиваясь к себе и вдруг улавливая промельк искорки в глубине детского взгляда, Алесса честно отмечала, что не боится, а скорее надеется.

Чудеса для художника

Дом маленький, но уютный, располагался на границе Тихого Леса, который звался так из-за одной особенности: какой бы шустрый ветер не навещал те места, деревья стояли недвижно, лишь верхушки крон чуть заметно дрожали. И такая необыкновенная тишина и невозмутимый покой царили в этом лесу, что местные люди давно были уверены – лес находится под чарами особой магии, а потому священен и уникален.

В доме жил Художник. Конечно, у него было имя до того, как он поселился на лесной опушке, но селяне, жившие в простоте и по той же простоте душевной с первого дня стали звать новожила Художником, по призванию, кое привело его в местные края. Вскоре прозвище прилепилось и подмяло под себя истинное имя, а сам новосёл так к тому привык, что иной раз с трудом мог припомнить собственное наименование, охотнее откликаясь на дарованный ему титул.

На льняных холстах Художник изображал пейзажи. Стены его домика пестрели бесчисленными закатами на равнинах и рассветами в горах, пасмурными днями в городах и грозовыми ненастьями в морских далях. Ярчайшими звёздочками среди полотен сияли солнечные полдни лесных полян и каменистых плоскогорий.

Всяк переступая порог жилища Художника, входил с благоговением в сердце и долго ещё хранил торжество увиденного, не в силах передать в пересказе всю красу красок и точность линий.