— Чем могу помочь? — с интересом посмотрев на него, спросила Спенсер, не спеша, тем не менее, давать ему путь в дом. Один монстр уже вырвалась однажды из-под контроля, теперь, быть может, второй монстр пришёл за ней?
— Добрый день, — сухо поздоровался парень, облизав кончиком языка пересохшие губы, — меня зовут Эдвард Нигма, я ехал из Готэма, и у меня, как и у вас, есть злой двойник, вторая личность. Полагаю, нам есть, что обсудить
========== 141. Золотое трио, Геллерт Гриндевальд и Нагайна ==========
Мрачный воздух, бродящие по небу тучи, что вот-вот готовы его оккупировать, затянуть смертельно бледное солнце. Сухая земля, несмотря на частые дожди. Притихшие улицы, как будто всяк и каждый боится, что сейчас, если скажешь что-то чуть громче, чем шепотом, город взорвётся, взлетит на воздух. Здесь не поют даже птицы.
В воздухе пахнет болью, несбывшимися обещаниями, обманом и страхом. Гарри крепче сжимает волшебную палочку за спиной, слышит, как неуверенно ступает по брусчатке Рон, и как Гермиона сосредоточено сопит, наверняка уже думая, анализируя.
Люди вокруг спокойны, но спокойствием ложным, обманным. Они и сами наверняка обмануты. Не может быть, чтобы столько людей — абсолютное большинство — не понимало, что они в плену у тирана и деспота, который за красивыми речами прячет жестокость, а за мягкой улыбкой скрывает садизм. Они видят волшебников и магглов, город полон, хоть и подозрительно тих, но и у тех, и у других в глазах — пелена. Взгляд, которым кто-нибудь временами оценивает их втроём, тухлый, блеклый. Как будто люди давно уже не высыпаются, как будто давным-давно позабыли о том, что такое безмятежность и умиротворение. Все смотрят с подозрением, с презрением, несмотря на то, что друзья и одеты по нынешней моде, и с толпой сливаются мастерски — не просто как на чужаков, как на врагов. Гарри готов поклясться: это от того, что на лицах их троих написана безмятежность, которую остальные успели давно потерять в жестоком противостоянии с почти что дьяволом.
— Здесь жутко, — шепчет Рон, сжимаясь в болезненный ком, и вздрагивает, — брр-р.
— Дамблдор сказал, что ничего не будет. Успокойся. Нам нужно только посмотреть, что творится.
— Да я и так спокоен, — парирует Рон, — как умирающий, прощающийся с жизнью.
— Рон, — у Гарри сердце разрывается от боли, ноет и сжимается как будто в тиски, — не говори так. Мы лишь посмотрим, и будем дома. Дамблдор пообещал вернуть нас через час. Мы и из не таких ситуаций выпутывались.
— Вы правда верите, — облизывает губы Рон, и в голосе его сквозит отчаяние, — что, проанализировав ситуацию в прошлом, мы можем победить Волдеморта? Не лучше ли всем вместе выйти на битву с ним, да и всё тут? Мы только время зря тратим, шляясь по Лондону начала века.
— Я верю Дамблдору, Рон, — твёрдо отвечает Гарри, — он лучше знает, что делать, и как. И раз уж он послал нас сюда, значит, с какой-то важной целью.
— Ну ты ещё скажи, с миссией! — подначивает Рон, и выходит (Гарри уверен, что против его воли) достаточно ядовито.
— Перестаньте! — шипит на них обоих Гермиона. — Лучше используйте этот шанс, и наблюдайте за происходящим. Нужно обращать внимание на мелочи.
— Гермиона, — сомневаясь, спрашивает Гарри, — ты уверена, что ни в каких книгах нет совершенно никаких подсказок, как победить Тёмного Лорда? Вообще?
— Нет, — твердо отвечает Гермиона, — я их по сто раз перечитала. Ничего там нет.
— Не понимаю, — вздыхает Гарри, — раз уж однажды вы победили одного злого волшебника, неужели нельзя оставить рецепты победы для потомков в каких-то книгах? Неужто думали, что нам они не пригодятся?
— Гриндевальда одолел Дамблдор, — деловито возражает Гермиона, — уверена, он рассказал нам всё, что знает. Нужно искать дальше.
— Да уж, — Гарри совсем угас, повесил голову, ссутулил спину, — знать бы только, что искать.
— Тише! — шипит Рон, спохватившись, и показывает пальцем влево, как будто там пожар или неведомые зверушки бегают. — Смотрите, там!
«Там» оказалось большой круглой сценой с подмостками, у которой собралась толпа. Такая, которая сначала поёт «Осанна!», а потом готова распять — настороженная, озлобленная, ироничная, глупая, сложная, взволнованная, равнодушная. Самая разношерстная. Хоть ты природу людей по ней изучай.
Толпа стоит, замерев, будто красотой неизведанной пораженная, и смотрит вперед. Гарри мог бы поклясться, что все взгляды теперь вперед прикованы, на сцену. Ему плохо, страшно, сердце замирает, и кровь почти не течет по венам.