Истории тёмного королевства (СИ)

Ещё через две недели Круэлла Де Виль курит, как портовая шлюха, и находит в ящике своего письменного стола в спальне, куда Мэл теперь приходит абсолютно легально, перочинный нож, острый, как бритва.

Еще через десять дней, в самом начале сентября (осень пришла, но проклятая жара всё равно не спешит сваливать), они лежат на кровати в спальне Мэлани, чьи аккуратные соски Круэлла находит потрясающе красивыми, пьют джин из одной бутылки, пробуя ещё и вкус горлышка, и курят одну сигарету на двоих.

А потом смотрят друг на друга, провожая длинным взглядом, в котором, конечно же, всё понимают.

— Завтра? — тихо спрашивает Мэл.

И Круэлла согласно кивает:

— Завтра.

****

Поздно ночью, пятого сентября, когда всё вокруг уснуло, или погрузилось в иллюзию сна, горит дом Де Вилей, перекидывая пламя на соседний, взбесившиеся собаки оглушительно воют, пробуя вырваться и разбудить наглотавшихся смертельной дозы таблеток хозяев (ах, как восхитительно снотворные всё-таки растворяются в вине!), а две девушки едут покорять мир — в нём слишком много людей, которых можно ограбить, и ещё больше тех, кого можно убить.

Мэл ведёт не очень ровно, но твёрдо, заливаясь смехом, и, едва миновав поворот, целует подругу в волосы, теперь, как и у неё, разделенные на чёрную и белую половину.

— Мы теперь обе сумасшедшие, — кутаясь в наскоро сшитое манто из щенков далматинцев (бедняжкам было всего пару месяцев от роду, но девяносто девять штучек явно лучше выглядят в виде её шубки и перчаток, чем живьём), говорит Круэлла, и смеётся (голос от количества потребляемых сигарет стал хриплым, как у гиены, Мэл он возбуждает до дрожи), запивая дым джином, прямо из горла.

А Мэл, как и пару месяцев назад, беззаботно-счастливо откликается, прожевав мухомор и показав горящему дому на прощанье средний палец:

— Все лучшие люди — сумасшедшие.

========== 161. Кай и Герда ==========

Пожалуйста, скажи мне, что всё будет как прежде. Что мы будем сидеть у кустов пышных роз и дышать их одурманивающим сладким запахом. Что будем читать сказки — как всегда, по ролям, по очереди, рассматривая яркие картинки. Ты так любил подолгу любоваться рисунками. Говорил, что станешь знаменитым художником и мы отправимся путешествовать вместе. Только нужно чуть-чуть подождать, когда вырастем, помнишь?

Но ты не можешь, верно? Я шла сюда, через весь свет. Спускалась медленно, долго, трудно, будто в ад. И всё это время меня грела надежда. Слабый, хилый луч во мраке боли. Затухающее солнце на горизонте. Постоянно ноющая рана в груди. Мне нужна была надежда. Как только она начинала затухать, я закрывала глаза, сильно жмурилась, и повторяла про себя: «Ты должна найти Кая. Ты. Должна. Найти. Кая».

Надежда… Самое гадкое чувство на свете. Она разбилась на осколки — мельче, чем те, из которых ты складываешь слово «Вечность». Острее.

Твои осколки могут ранить, а те, которые комарами впиваются в моё сердце, — убить.

— Кай?

Ты смотришь на меня огромными глазами. Я узнаю их красоту и пытаюсь поймать хоть что-то знакомое. Но снова проигрываю. Ты чужой как новая неизведанная страна. Отстраненный, будто багровый закат. Ты сам похож на кусок льда. Я боюсь к тебе прикасаться. Я проделала тяжкий путь — а теперь лишь мечтаю не замёрзнуть рядом с тобой.

— Кай?

Ты смотришь на меня, но взгляд твой безжизненный. Ты жив, но мёртв. Всегда ли так было, с тех пор, как эта женщина, другая, чужая, неизвестная, увезла тебя на красивых санках? Или я просто опоздала?

— Кай…

Это — моя последняя попытка напомнить бездушной льдине, что однажды он был человеком. Я вижу чужое лицо, синее, похожее на каменное изваяние, И больше нет надежды узнать в нём тебя. Тебя — нет. Ты уже мертв.

Но я жива. И, умоляю, скажи мне, что однажды я перестану вспоминать тебя, едва прохожу мимо куста роз или чувствую их запах. Что однажды я смогу читать сказки и смотреть, как дети, возможно, мои, разукрашивают картинки в ярких книжках. Что когда-то я научусь есть оладьи с мёдом и не плакать, вспоминая, как сильно ты любил мёд и уплетал его всякий раз, как банка оказывалась на столе. Что я буду спокойно смотреть на людей, не ища в лице каждого человека, даже простого прохожего, твои черты. Что если однажды моих губ коснется кто-то или я захочу кого-нибудь поцеловать, не буду дрожать, вспоминая твоё ледяное прикосновение.

Я знаю, у меня нет шансов, ничего этого не будет. Но, пожалуйста, скажи мне то, что я хочу слышать, Кай. Солги мне. Молю.

Но ты лишь сверлишь пустым взглядом ледяную стену и, перекладывая осколки в ладонях, повторяешь:

— Вечность. Вечность. Вечность.

========== 162. Анна и Кристоф (“Холодное сердце”) ==========