Истории тёмного королевства (СИ)

У Ханны очень много привычек. Она вся — сплошная привычка, маленькая, милая и забавная. Перед тем, как лечь спать, например, она всегда целует его в позвоночник — прямо в ложбинку между лопатками — напоминает негласно, что помнит, как в день их помолвки он сначала её туда поцеловал быстро, а потом уже — в губы. Или готовит капучино, в котором много-много пенки. Почти всегда она снимает её с его губ, проведя по ним языком, а потом быстро целует в нос, или оглушающе — в ухо — и ускользает в ванную, прежде чем он успевает отреагировать. Она взяла себе в привычку читать каждое утро, проснувшись, хотя бы несколько минут, и — в выходные дни — не меньше часа по вечерам. Или, когда в час сиесты, солнце высоко в небе танцует твист, лежать в траве, листая комиксы — им уже почти тридцать, но, когда она читает их, выглядит точно как маленькая девочка, милая и тёплая. Как и в школе.

Ханна любит путешествовать и в дороге держать его за руку, так, чтобы их пальцы переплетались, не отнимая рук и не разжимая объятий. Они исколесили уже всю Америку, побывали и в Европе — в Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Чехии и Польше. В следующем году планируют в Тоскану, а ещё, если получится — а Испанию, к морю и солнцу. И хотя Клэй предпочёл бы подышать воздухом Шотландии и посмотреть на мир на вершине Эйфелевой башни ещё раз, он согласен на Испанию, о которой Ханна давно уже мечтает. Он вообще на что угодно согласен, лишь бы с Ханной вместе, и она была рядом.

Они однажды говорили о ребёнке. Мягко обмолвились оба: что, если бы решили родить? Кто бы это был — задумчивый мальчик, серьезный и немного грустный, как папа, или милая девочка с мягкими ямочками на щеках, один в один как у матери? Решили вернуться к этому разговору, но позже — когда им будет чуть-чуть за тридцать. Когда они покорят вдвоём, вместе, целый мир. Хорошее желание для тех, кто жить начал, только когда окончил школу. Сейчас они усыновили рыжего котёнка из приюта, которого оставляют на попечение его родителям, если куда-то едут, и любят гладить по пушистым лапкам.

Сегодня выходной, а, значит, они вечером идут в кино и будут там хрустеть поп-корном, сидя на заднем ряду и держась за руки. Ему, правда, ничего почти не достаётся под цепкими пальцами Ханны, но Клэй не обижается. Он любит смотреть, как она хрустит вкусняшкой, улыбаясь во весь рот.

Но это вечером, когда полная луна станет баловаться на небе, а оно будет поцеловано мириадами звёзд. А теперь же — как всегда — она читает, лёжа в траве, и, заметив направленный на неё фотоаппарат, улыбается и машет рукой. Он фотографирует — это, кажется, уже сотое подобное фото в траве. Юбилей.

А ещё улыбается и думает, какая она сейчас (и всегда) прекрасная.

–—

Клэй Дженсен сидит на тесной кровати, смотря в окно психиатрической клиники, и не узнает голоса матери, уже не прячущей слёз. Сегодня — его день рождения, но вряд ли он знает. Он не отмечал его с тех пор, как Ханна Бэйкер покончила с собой.

Он выпилен из мира, и не реагирует ни на что вот уже двадцать один год.

========== 165. Азирафаэль и Кроули ==========

\human student au \

— Ай-ай-ай, — скатившись с возлюбленного, запричитал Азирафаэль, — что же скажут люди? Что люди подумают! Не приведи Господи, узнают!

— То есть, — небрежно бросил Кроули, выбрасывая презерватив, — что подумают люди, когда узнают, что ты курил стафчик, баловался марихуаной и периодически напиваешься до потери пульса, тебя не волнует, а вот что они скажут, если узнают, что мы с тобой пара — да?

Кроули сел, смачно выругался, потому что понятия не имел, куда он, чёрт побери, дел трусы, и стал искать их под кроватью. Видимо, и там не мог найти, потому что из-под кровати периодически раздавались ругательства: «Чёрт!», «Да где же они, мать твою?», «На люстре их, твою мать, искать, что ли?»

— Не ругайся, — Азирафаэль уже встал и почти закончил одеваться, как раз натягивал футболку, — и я не о наших отношениях. Я о том, что мы перестали учиться. Совсем скатимся скоро. Ты посмотри, какой теперь у нас обоих средний бал — обалдеешь!

— Да и ладно, — Кроули сдался, надел джинсы на голое тело, и тут же нацепил на нос солнцезащитные очки. Вообще-то в тёмной комнате, когда на улице вот-вот должен был пойти дождь, в этом не было абсолютно никакой необходимости, но Кроули без очков, кажется, жить не мог. — Что-нибудь придумаем. Не впервой выкручиваться.

— Угу, как же, — надул щёки Азирафаэль, подходя к книжной полке и рассматривая учебники, некоторые из которых даже просмотреть подробно после выдачи не удосужился, — у меня завтра экзамен по философии. Там уже точно не выкрутишься. Лучше бы я в кулинарное училище пошёл!

— Азирафаэль, — Кроули пристально взглянул на возлюбленного, и глаза его засияли — такой блеск в них появлялся только когда он задумывал какую-нибудь милую пакость, — перестань паниковать. Придумаем что-нибудь, говорю же. Кто преподаватель?