Истории тёмного королевства (СИ)

— Оу, а может, и никакой не облом, — присвистнул Юджин, и только потом понял, что он сказал это вслух.

— И что вы здесь, молодой человек, делаете? — роскошная красавица с лицом, обрамляющим тёмные волосы, вышла к нему и сверлила чёрными очами. Она была юна, красива, сексапильна, и…

— Оу, ты что, только что погладила тигра?

— Да. Это мой друг.

Вот говорили ему ребята, что от девчонок нужно держаться подальше и лучше сразу уносить ноги, а он, дурачьё, не верил! И вот тебе, пожалуйста, блин! Что ему может сделать девчонка, гуляющая с тигром, если он признается, что хотел её королевство ограбить? Пулю в лоб пустит, или для начала пожалеет и всадит нож в коленку?

— А я тут, — Юджин пытался проглотить нервный комок в глотке, но не выходило, — знаешь, плюшками балуюсь. Вот.

— Какими плюшками, разбойник? — красотка продолжала покорять его дерзким взглядом. — Если ты немедленно не положишь на место слиток и не уйдёшь отсюда, ты сам станешь плюшкой для моего тигра. Я считаю до трёх. Раз!

— П-понял, п-понял! — Юджин капитулирующе поднял руки, пока дерзкая принцесса приближалась к нему. — Я сваливаю. Уже валю. Уже исчезаю. Почти.

И, развернувшись, он бросился прочь. Бежал, бежал, пока вспотел и совершенно выбился из сил. Промочил лицо в милом фонтане на улице, стащил рахат-лукум у торговца-простофили, а потом вдруг решил: была-не была. И развернулся обратно.

****

Жасмин сидела на ступеньках пещеры, где отец хранил золото государства, и ласково гладила друга-тигру по голове, жалуясь на свою горькую безрадостную жизнь. Никто её не любит, а из парней вокруг только симпатичные воришки в старых грязных штанах тусуются. Печаль-беда-обида.

— Привет, — сунувшись в пещеру и сияя белоснежной улыбкой, сказал паренёк, которого она только что вспомнила, — я Юджин и, знаешь что? Не хочешь сходить со мной в кино, твоё величество? Только, умоляю, без Тигра.

И озорно подмигнул, не оставляя шансов отказать.

========== 164. Ханна Бейкер и Клэй Дженсен ==========

Ханна читает в траве, болтая ногами. Вряд ли она понимает точно, что сейчас делает. И уж точно — не понимает, какая в этот миг она красивая. Счастливая улыбка ползёт медленно по лицу, от угла до угла, касается уголков рта, на щеках играют ямочки, а на лбу, у виска, солнечные зайчики танцуют. Клей знает — у неё в руках всего лишь комикс о Бэтмене, или об Аквамене, а, может быть, о Чудо-женщине. Она счастлива вовсе не от букв, которые пляшут перед глазами. Она счастлива просто потому, что счастлива. Просто так.

У Ханны Бейкер есть привычка, которую он, Клэй, находит невероятно милой — каждое утро она готовит две чашки кофе, и одну приносит ему, на веранду, занятому цифрами, подсчётами и финансовой аналитикой, и время от времени бурчащему, что всё вокруг его уже порядком подзадолбало. А, Господи Боже, он ведь хотел стать фотографом. Ханна ласково запускает пальцы в его волосы, ероша их, и быстро, как будто передумать боится, целует в висок. Она не мешает ему больше — не садится на колени, не читает нотаций, не достаёт моралью о том, какой мир чертовски сложный, а цифры в мире ещё, ещё сложнее. Она лишь молча с улыбкой отдаёт ему чашку кофе, целует в висок, ерошит непослушные жёсткие волосы, и идёт себе дальше — у неё всегда найдётся множество дел. Она обычно потом читает пару минут, прежде чем бежать на работу, или стоит у зеркала, крутя на пальце шоколадные локоны, переливающиеся в лучах солнца, с видом таким решительным, точно собралась штурмовать Бастилию. Он говорил ей, чтобы нашла другую работу, что ей нужно развиваться, показать миру свои стихи, чудесные и глубокие, от которых он (только — тс-с-с! — никому!) часто плачет тайком. Но Ханна лишь, смеясь, отмахивается. Работа бухгалтером в небольшой кафешке её вполне устраивает, а рваться ввысь, строя карьеру, она не хочет — ещё там, в школе, после пережитого, она поняла, что в жизни есть много вещей, куда поважнее нудной работы, и да, таки важнее денег всемогущих.

Часто Ханна приносит домой вкусняшки — торты, маленькие пирожные, вкусные эклеры или пушистые поджарые булочки с маком или корицей. Клей от такого угощения отказаться никогда не может и всякий раз устраивает знатный пир. Он уже поправился, набрал лишних килограмм, отрастил животик. Вот, теперь заставляет себя вставать утром почти на час раньше, натягивать старенький спортивный костюм с вытянутыми и потёртыми коленями, и бежать на пробежку. Когда однажды усталость взяла своё и пришлось утром остаться дома, он страшно разволновался. Метался на подушке, тяжело вздыхая, и взволнованно спрашивал (скорее, у себя самого, чем у Ханны).

— Вдруг я стану толстым и ты меня разлюбишь?

Ханна в ответ улыбалась так, что самое чёрствое сердце способно растаять, и, прижавшись губами к коже, целовала щёку:

— Не говори глупостей.

И он тоже улыбался, а ещё обычно (в шутку) каялся: «Ну какой же я дурак!»