На самом выразительном изображении из «Книги королевы» мы видим, как Кристина, одетая в свое незамысловатое синее платье, протягивает книгу Изабелле, компанию которой составляет лишь собака да две придворные дамы-немки. Современники Изабеллы, вступившие в сговор с целью оказаться у власти, обвиняли ее в кровосмесительных, неподобающих для матери любовных связях – они жестоко расправились с ее мнимым любовником, для начала отрезав ему руки. Даже монархам нужны заветные книги. Имя Изабеллы стало настолько тесно ассоциироваться с неприличием, что маркиз де Сад написал о ней ужасный роман «Тайная история Изабеллы Баварской», хоть позже и признался, что на самом деле на то не было никаких реальных оснований. Черная легенда о ее жизни сохранилась до времен викторианской Англии благодаря опубликованной в 1908 году «Маленькой королеве» (The Little Queen) Эндрю Лэнга[49]
. Сегодня ясно, что репутация Изабеллы Баварской не столь однозначна, и мы знаем ее как образованную женщину, силившуюся справиться с обязанностями королевы, одновременно поддерживая своего душевнобольного мужа и пресекая козни придворных женоненавистников.Прежде чем попасть в Британскую библиотеку, книга Изабеллы прошла невероятный путь, который впредь был связан с именами выдающихся женщин-книгочеев. После битвы при Азенкуре новый регент Франции Джон Ланкастерский отвез издание в Лондон. Его супруга Жакетта подписала книгу в четырех местах, а также написала на двух страницах собственный эпиграф. Джона называли начитанным человеком, большим любителем книг, но эти надписи свидетельствуют о том, что Жакетта, как и Изабелла, получила куда большее удовольствие от этого произведения. Примечательно, что у этих дам было много общего. Жакетта тоже попала в капкан придворных козней – ее обвиняли в жадности и развращенности. Как не обратить внимания на тревожные звоночки: четырнадцать детей – это уже неестественная плодовитость. А ее французское происхождение? А как ее дочь сподобилась очаровать и соблазнить Эдуарда IV? На радость недоброжелателям в покоях Жакетты было «найдено» несколько отлитых из свинца фигурок, напоминавших короля, после чего она предстала перед судом по обвинению в колдовстве, но все же отстояла свою невиновность. Маргиналии Жакетты служат весьма интригующим доказательством безмолвных бесед между этой потрясающей женщиной, которой удалось выжить в придворной борьбе за власть, и Кристиной Пизанской.
Переданная по наследству «Книга королевы» попала в руки к сыну Жакетты, Ричарду, а более поздние упоминания говорят о том, что она оказалась в библиотеке одного фламандского дипломата, Лодевика Брюггского, проживавшего в Англии. Лодевик прибрал ее к рукам, дабы украсить свою внушительную книжную коллекцию, 145 экземпляров из которой впоследствии оказались в библиотеках по всему миру. Витиеватым почерком на первой странице он написал свой эпиграф.
Затем книга очутилась в аббатстве Уэлбек, в графстве Ноттингемшир, в доме роялиста Генри Кавендиша (1630–1691), – кстати, именно он был последним общим предком принца Чарлза и Камиллы. Несмотря на надпись «Эта книга принадлежит Генри, герцогу Ньюкасл, 1676», крупным, словно детским почерком нацарапанную поперек обложки, кажется, будто самой судьбой было предначертано, чтобы она попала в руки к женщине, которая пришлась бы по душе Кристине Пизанской.
Приятель Генри сетовал на свою жену Фрэнсис, которая «слишком уж большую роль играла в управлении семейными делами и хотела, чтобы все было, как она пожелает». Супруги разошлись, не сумев договориться о том, как поделить наследство между пятью дочерями. Книга досталась третьей дочери, Маргарет Кавендиш, а после – уже ее собственной дочери, Генриетте Кавендиш (1694–1755), большой любительнице чтения, которая аннотировала многие книги, хранившиеся в аббатстве Уэлбек, пользуясь своей системой условных обозначений.
Независимость мышления, которой отличалась Генриетта, вызывала некоторое недовольство. Рассуждения Свифта весьма типичны: «Она красива и умна, вот только рыжеволоса», другими словами, слишком уж вздорный у нее нрав. Она была интровертом-книголюбом в эпоху расточительной аристократии. Ее подруга леди Мэри Уортли-Монтегю вступилась за нее с такими словами: «Пусть она не блистает, зато легкомысленным созданиям вроде вас далеко до ее внутренней глубины». Историк Люси Уорсли увидела в ней лишь темпераментного эксцентрика. Однажды морозным январским днем, сидя в аббатстве Уэлбек в окружении книг, Генриетта написала письмо, в котором жаловалась на чрезвычайно жесткие рамки возложенных на нее социальных обязанностей, и проявляла необычную солидарность со многими любительницами чтения из рабочего сословия: «Я живу настолько уединенно, насколько это возможно, здесь, в этой стране, где так долго жили мои предки. Все же я вынуждена бывать в компании людей гораздо чаще, чем мне бы того хотелось».