Проблема коренилась в том, что даже после того, как чтение перестало считаться чем-то предосудительным для женщины, все же ожидалось, что читать они будут книги назидательного характера, нередко выбранные мужем. В начале Викторианской эпохи Джон Марш, джентльмен из города Чичестер, ничуть не стыдясь, рассказывал, что «обычно на протяжении часа после чаепития леди занимаются рукоделием, слушая, как он читает им вслух». Писательница Викторианской эпохи Гарриет Мартино[57]
, рьяно отстаивавшая права женщин, в негодовании восклицает: женщина «должна была сидеть в гостиной с рукоделием, готовая в любой момент принять посетителей. Когда они приходили, часто сам собой завязывался разговор о только что отложенной в сторону книге – ее непременно тщательно выбирали».Леди Лугард из семьи консервативных тори так отчаянно стремилась читать неподобающую литературу, что то и дело уединялась с книгой на яблоневом дереве. «Она забралась на яблоню, будучи тори и роялисткой, а спустилась страстной сторонницей демократии», – сокрушалась газета The Times. Жена Карлейля Джейн читала романы в доме «мудреца из Челси» и получала немалое удовольствие от этого вероломства: «Мне казалось, будто я вступила в недозволенную любовную связь». По иронии судьбы теперь ее письма пользуются бо́льшей популярностью среди читателей, чем массивные тома, написанные ее супругом.
Представительницы низших сословий в каком-то смысле избежали столь пристального надзора. Героиня одноименного романа Шарлотты Бронте Джейн Эйр хоть и была обыкновенной гувернанткой, зато могла уединиться, спрятавшись в оконной нише и задернув гардину. Ей не нужно было делать вид, будто она погружена в «Проповеди Фордайса» (Sermons to Young Women) или слушает, как ей вслух читает хозяин дома. Прислуга очень много читала тайком – гораздо больше, чем нам известно. Американская писательница Эдит Уортон описывает дом, где, несмотря на наличие огромной библиотеки, книг в руки не брал никто, кроме горничной, которая однажды нечаянно подожгла свою постель, уронив взятую без разрешения свечу.
«Час, отведенный на прическу» богатые аристократки воспринимали как пытку скукой, если только не находилось кого-нибудь, кто мог бы почитать им вслух – прислуга в этом случае всегда охотно соглашалась. В 1749 году одна горничная, услышав строки из «Клариссы», «так сильно разрыдалась, заливая слезами прическу хозяйки», что ей пришлось выйти из комнаты, чтобы взять себя в руки. За проявленное сострадание хозяйка подарила ей диадему. Один джентльмен с неодобрением в голосе рассказывал, как в 1752 году вошел в дом некоего лондонского семейства и обнаружил, что «хозяйка дома по нескольку часов просиживала в гостиной, склонясь над романом, пока ее горничные, подражая госпоже, предавались тому же занятию на кухне». В книжных кражах, что упоминаются в архивных записях Олд-Бейли[58]
, в основном были повинны именно служанки. В 1761 году жительница Лондона Мэри Гейвуд зашла в комнату своей горничной и обнаружила там все украденные за последние двадцать лет книги, да к тому же – что, похоже, разъярило ее сильнее всего – «пропавший сливочник». Некоторые слуги тайно присваивали книги, подвернувшиеся под руку, пока протирали пыль в библиотеке, вероятно решив, что по недосмотру никто не заметит пропажи. К середине XIX века наиболее просвещенные аристократы стали собирать отдельные библиотеки для слуг, тем самым признавая за собой долг о них заботиться – пусть это признание и омрачалось наличием стольких книг наставительного характера.Среди рабочих было достаточно читающих женщин. Неудивительно, что один приходской священник в 1715 году начал сетовать, что «нынче любая деревенская молочница способна понять Илиаду». Но даже если оставить в стороне клириков, надо признать, что увлекавшиеся чтением женщины из рабочего сословия часто встречали непонимание даже со стороны своих. Смелые для того времени читательские привычки поэтессы из Глазго Эллен Джонстон, прозванной «фабричной девчонкой»[59]
, порождали в окружающих ядовитую беспомощную озлобленность вперемешку с завистью: «Другие девушки меня не понимали, а следовательно, начинали задаваться вопросами, завидовать и сеять сплетни обо мне… Я терпела все их оскорбления».