Истории замка Айюэбао

Чуньюй Баоцэ швырнул увесистую стопку бумаг на пол, вены у него на лбу вздулись, руки дрожали. «Колодкин и его команда возомнили себя божествами литературы, ну получат они у меня!» Он схватил стакан с прохладительным напитком и побарабанил пальцами по столу, разыскивая что-то глазами. «Ох, я почему-то решил, что нахожусь в замке». В этот момент ему очень хотелось перекинуться парой слов хоть с кем-нибудь. Охлаждённый напиток вернул его в чувство, и он осознал, что недавняя вспышка гнева была вызвана в основном очкастым главой деревни. А эти ребята, то есть Подтяжкин и Колодкин с подчинёнными, неправильно поняли его: он-то просто хотел получить подробный и достоверный отчёт, а вовсе не цветистые строки, сдобренные выдумками. Эти подробности, где реальность не отличишь от вымысла, лишь сбивали с толку и лишали возможности атаковать, от них никакого проку. И неудивительно: единственное, что эти ребята хорошо умеют, так это раздуть до размеров целого фолианта повествование, которое можно свести к малой горстке иероглифов; у них уже вошло в привычку сочинять небылицы, выходя за грани разумного. Раньше такое уже случалось: как-то раз отчёт о годовой проверке для соответствующих ведомств они составили так, что тот больше напоминал нескладные стихотворения в прозе. Перед отправкой отчёта Колодкин, напившись до потери сознания, завизировал его. Об этом случае потом ещё долго ходили анекдоты. А в другой раз они записали предновогоднюю речь Подтяжкина параллельным стилем. При чтении этого опуса глаза вылезали из орбит, а на лбу выступал холодный пот. «В секретариате надо бы навести порядок, да только легче собрать целую армию, чем найти одного хорошего полководца». Чуньюй Баоцэ протяжно вздохнул и поднял брошенные на пол бумаги: любопытство пересилило в нём отвращение. Он обнаружил, что автор не поскупился на яркие, сочные описания подробностей любовного единения У Шаюаня с Оу Толань прямо там, на пляже. Казалось, что таким образом они разрушили все преграды между мужчиной и женщиной, и тех связали братские чувства. Главой деревни по-прежнему владели мысли, от которых он никак не мог избавиться; его мучили сомнения, ведь он всё ещё испытывал глубокую привязанность к своей бывшей жене. Говорят, всякий раз, когда морской туман рассеивается, он обязательно приходит на берег и долго-долго вглядывается вдаль, в силуэт того острова. Сердце Оу Толань отныне было занято: в Цзитаньцзяо она нашла пристанище для тихой спокойной жизни, её научный труд теперь создавался здесь, и здесь же появилась опора для создания семьи. Кто бы мог подумать, что этот начальник деревни с его грубыми руками и большими ступнями, до глубокой осени носивший сандалии на босу ногу, вызовет в ней такую до чудного крепкую привязанность к себе?