У Шаюань сделал приглашающий жест, и Чуньюй Баоцэ первым вошёл в узкую высокую хижину. Убранство внутри было простое: один стол, несколько деревянных стульев, на стене — графики и чертежи, а также карта мира и карта города. На столе стоял заваренный чай и лежал небольшой арбуз, очевидно, подготовленные к приходу гостя. Чуньюй Баоцэ сел к столу, У Шаюань налил ему чаю.
— В вашей почтенной деревне даже воздух солёный: только я сюда приехал, как уже испытываю жажду, — залпом осушив чашку, гость поставил её обратно на стол и наблюдал, как хозяин вновь наполнил её чаем.
Во рту ощущалось густое цветочное благоухание жасминового чая. Уже много лет он его не пил; подобный аромат был только в кабинете его средней школы. Он помолчал.
— Председатель, вы, оказывается, прекрасный актёр! Как вы всех провели прошлой зимой! Вы тогда приехали в деревню на разбитом джипе и пробыли здесь два дня, — сказал У Шаюань, сидя напротив него.
Чуньюй Баоцэ ничего не ответил и, пользуясь случаем, внимательно разглядывал сидящего прямо перед ним человека. При ближайшем рассмотрении он оказался ещё более худым и деловитым. Очки только украшали его, он выглядел скорее как обнищавший интеллигент, нежели деревенщина, и не очень вписывался в окружающую обстановку. Его вполне можно было принять за интеллектуала средних лет, прошедшего через множество жизненных испытаний. Однако ноги — эти грубые ступни и убогие сандалии — выдавали его с потрохами. Хорошо ещё, что он не украшает свои пальцы огромными перстнями, как это делают другие главы деревень, а из нагрудного кармана у него торчит ручка, — в целом он выглядит достаточно просто и аккуратно. Из-под очков по лицу разбегались в разные стороны тончайшие морщинки, глаза светились серьёзностью и умом. Его окутал характерный для рыбаков запах моря и сырой рыбы, который не в силах был изгнать даже аромат крепкого чая. «Так всегда и бывает, когда постоянно имеешь дело с рыбаками», — пробормотал про себя Чуньюй Баоцэ, ощущая какое-то непонятное лёгкое стеснение.
— А помните фольклористку? Помните? Мы с вами ещё пили у неё кофе, — напомнил ему У Шаюань.
У Чуньюй Баоцэ на кончике носа выступили капельки пота. Эта тема застала его врасплох, словно У Шаюань нарочно хотел смутить собеседника. Гость закашлялся, как будто поперхнулся чаем, что-то промычал и опустил голову.
По настоянию У Шаюаня в Цзитаньцзяо устроили банкет в честь председателя совета директоров корпорации «Лицзинь».
— Потом как хотите, но сейчас вы мой гость, — уговаривал он председателя Чуньюя, так что тому пришлось принять приглашение.
В манере держаться и говорить у этого деревенского главы чувствовалось нечто особенное — то ли преданность стереотипам, то ли упрямство, то ли верность древнему укладу, который здесь не менялся уже много веков. Чуньюй Баоцэ вспомнил одну из прочитанных недавно книг, в которой говорилось, что в древности на этой территории проживали восточные
— То-то вы в прошлом году так щедро разбрасывались деньгами, по сотне юаней за каждую запевку! Хе, оказывается, вы из толстосумов!
У Шаюань усмехнулся:
— Знай ты об этом тогда, постарался бы ещё больше денег стрясти!
Старый Сом громогласно захохотал:
— Ха, так это ж ему в радость было, деньги-то давать!
В самый разгар веселья улыбка сбежала с лица У Шаюаня. Присутствующие подняли головы и увидели, что дверь отворилась и кто-то зашёл в помещение.
Чуньюй Баоцэ сдержал свой порыв оглянуться. Сердце ёкнуло, словно от какого-то предчувствия. Лицо деревенского главы вмиг превратилось в экран, на котором отражалось всё происходящее. Торжественное выражение его лица говорило о том, что пришёл особенный гость, самый важный на сегодня. Председателю Чуньюю захотелось стать незаметной каплей в море, чтобы, затаившись в уголке, внимательно наблюдать. Можно доверять только глазам, но не ушам, лишь от глаз ничто не укроется.
Но тут он ничего не мог поделать, его фигура в данный момент была слишком значима, и укрыться не было никакой возможности. Вновь прибывшим гостем была женщина, фольклористка, за плечами которой болтался рюкзак из грубой ткани на очень длинных лямках, а в рюкзаке было что-то тяжёлое. Эта сумка внушала председателю Чуньюю странное чувство, которое не покидало его потом ещё очень долго.