В понимании Баоцэ поселение Хуличжай даже до деревни не дотягивало: в нём было меньше двадцати каменных домов разных размеров, рассредоточенных по соседним ущельям на расстоянии как минимум одного
На десять с лишним дней огромный стог возле террасированных полей стал его домом, который он покидал по утрам и в который возвращался по вечерам. Пока хватало еды, он оставался внутри стога, любуясь своим уютным пристанищем. Он проделал для себя квадратный вход, сделал овальное, как тыква, оконце из соломы и через это оконце наслаждался солнечным светом. Созерцая далёкие и близкие горные пейзажи, он говорил себе: «Я всё ещё на пути в Циндао, только путь этот коварен. Но я во что бы то ни стало туда доберусь, если останусь жив». Он считал, что любые испытания можно пережить; тяжелее всего было то, что у него ничего не осталось. Если бы у него всё ещё были журналы и записная книжка, можно было бы читать и писать и за этими занятиями пережить все трудности. Бабуля сказала бы: дитя моё, никуда не ходи, прячься в стоге! Ли Инь сказал бы: сначала придумай, как выжить, а потом уже отправляйся в путь! Приникнув к окошку, юноша мысленно отвечал им: «Я помню ваши советы, я выживу!»
Однажды он возвращался с другой стороны горы. Когда он приблизился к стогу, наступила уже глубокая ночь. Под ярким светом звёзд приближаясь к стогу, юноша ощутил на душе тепло, будто возвращался домой. Раздвигая солому на входе в своё жилище, он услышал странные звуки. «Какой-то зверь», — пронеслось у него в голове, и в этот момент его слух отчётливо уловил чьё-то тяжёлое дыхание. Юноша замер, подождал немного и решился влезть внутрь. Сопение прекратилось, человек, лежавший на рыхлой подстилке внутри стога, резко сел. В его дыхании чувствовался запах батата. Окошко было раскрыто, и юноша различил в незваном госте женщину лет пятидесяти со спящим ребёнком на руках.
— Чего нужно? Куда лезешь среди ночи? — прохрипела женщина.
— Это моё жилище, я здесь ночую уже десять дней!
Женщина молча подвинулась и снова легла. Прогнать её было нельзя, и озадаченный Баоцэ, отодвинувшись от неё подальше, уснул. Когда он проснулся, ещё только занималась заря, в стогу ощущались тепло человеческого тела и запах пищи. Женщина с утра пораньше накормила ребёнка и теперь поедала свежую морковь с толстой пампушкой. Баоцэ был не голоден, он отвернулся к окну и наблюдал за рассветом, размышляя об этой женщине. Наверное, бездомная. В это время гостья подала голос:
— У тебя тут вон как просторно, мы бы с дитятей пожили здесь несколько денёчков, а?
Баоцэ рассматривал худенького ребёнка: это была девочка лет четырёх-пяти, щёки вымазаны в батате, личико румяное, пара глаз бесстрашно уставилась на незнакомца. Женщина рассказала свою историю: муж с семьёй и соседским ребёнком, собирая милостыню, отправился на поиски заработка, но несколько дней назад они потеряли справку, которую им выписали в деревне, и, опасаясь неприятностей, муж вернулся в деревню за новой справкой, а она должна дожидаться его здесь.
— Вот ведь бестолковый! — она хлопнула себя по ляжкам, — справка-то не потерялась никуда, она у ребёнка была! А я её нашла только через три дня, как он ушёл… Смотри!
Она расстегнула пуговицу на штанишках девочки и достала сложенный лист бумаги. Баоцэ вытянул шею и глянул на документ: на нём действительно стояла красная печать и были написаны фамилия, домашний адрес и причина, по которой семья пошла просить милостыню. В справке говорилось, что группа состоит из пяти человек, и мужчина в ней главный.
— А где же остальные двое? — спросил Баоцэ.
— Средний сын, примерно твой ровесник, остался работать в Пеянчэне, а я с дитём ничего больше не могу, кроме как ходить по деревням да милостыню просить.