Истории замка Айюэбао

Зарплату в гончарне выдавали раз в неделю, Баоцэ получил четыре юаня три мао и пять фэней. Он сунул купюры в нагрудный карман, и сердце его учащённо забилось. Несмотря на поздний час, он пошёл к перекрёстку в центре посёлка, где располагалась торговая точка. В ней продавали всякую всячину, в том числе книги и канцелярские принадлежности. Он задержал взгляд на тех немногих книгах, которые составляли скудный ассортимент магазина: помимо цитатника Мао, имелись и кое-какие другие книги, но, к сожалению, лавка уже закрылась, и пришлось юноше уйти ни с чем. Вернувшись к своему стогу, он с удивлением обнаружил привязанную рядом пёструю тёлочку средних размеров, которая жевала сено. Корова подняла на юношу свои большие глаза, обрамлённые длинными ресницами. Баоцэ тихонько поприветствовал её, похлопал по лбу, а затем, раздвинув солому на входе в своё жилище, влез в стог. Засыпая, он слышал, как тёлочка пережёвывает сено, и ему чудился тот запах, исходящий от коровы, которая весь день грелась под солнцем: насыщенный запах парного молока. Юноша уснул, и ему приснилось, что у него теперь есть одна из исторических книг и ещё какая-то. Он читал, читал, жадно вдыхая запах типографской краски, что-то выписывал в записную книжку. Утром, когда он встал, коровка завтракала. Отвлёкшись от своей маленькой каменной кормушки, стоявшей поодаль, она подняла голову с влажными губами и внимательно посмотрела на него.

В тот день на гончарне он ни капли не устал, только испытывал некоторое волнение. Наконец миновал полдень, и он, с волчьим аппетитом проглотив обе пампушки и влив в себя большую порцию овощного супа, побежал к перекрёстку. Магазин был открыт, у прилавка выпивали два старика, а за прилавком оказался пучеглазый мужчина средних лет. Баоцэ устремился прямиком туда, где были разложены книги и письменные принадлежности, и указал на те несколько книг, что там имелись:

— Я беру…

Мужчина потянулся к книгам, но едва дотронулся до тонкого томика с красными иероглифами на белом фоне, как остановился и сказал:

— Ты должен сказать «пожалуйста».

— О… Пожалуйста, книгу…

Он попросил цитатник, а заодно купил ещё роман, записную книжку и одну шариковую ручку, потратив на это целых восемь с половиной мао! После стольких переживаний он испытывал непередаваемую радость и воодушевление и выскочил из магазина чуть ли не вприпрыжку. Переступая порог, он услышал за спиной голос одного из выпивавших:

— Очевидно, сумасшедший.

Всю вторую половину дня Баоцэ провёл в своём стоге: раздвинув сено и впустив в своё жилище немного дневного света, он поспешно принялся за книги. Сначала он взялся за цитатник. Здесь ему было знакомо каждое слово: в школе он учил его наизусть. Затем он взял другую книгу — это был роман о том, как на одном острове народная дружина борется с классовыми врагами и после долгих состязаний в смекалке и мужестве им удаётся схватить шпионов. Эти шпионы проникли на остров из самых глубин огромного моря — до чего же удивительная стихия это море! Он думал о том, как шпионы, словно рыба, прятались среди подводных камней и морской травы, и с тревогой представлял себе, как народные ополченцы с винтовками лежат, укрывшись на песчаном берегу. Потом он открыл записную книжку; ему столько всего хотелось сказать Ли Иню, что он не знал, с чего начать. Он вспомнил того жаворонка в небе и стал писать о его неутомимом пении. О чём же он поёт? Силясь угадать, юноша записывал свои предположения в книжке.

Ночи были ужасно длинные, а в стогу не было никакого света. Юноша ждал, когда взойдёт луна, и любовался небом, усыпанным звёздами. Как далеки и в то же время близки такие вот ночи; казалось, Ли Инь здесь, рядышком с ним. Юноша опёрся спиной о стог и запрокинул голову. Пёстрая тёлочка молча наблюдала за ним, затем приблизилась и склонила голову. Его лицо оказалось совсем близко к её тёплому лбу, и он чувствовал, как колышутся её ресницы. Юноша что-то прошептал ей, а она вытянула язык и лизнула ему руку и волосы.

— Меня зовут Лю Сяосян. Нет, меня зовут Чуньюй Баоцэ. А тебя?

Он говорил совсем тихо, дыша прямо ей в ухо.

2

До прихода весны Баоцэ непрерывно трудился в гончарне. В эти дни дыхание его превращалось в лёд, огонь жёг так, что хотелось умереть. Он перетаскивал нескончаемый кирпич-сырец, затем — готовый серый и красный кирпич, таскал на себе большие вязанки дров, вытаскивал из печи обожжённый продукт, и стоило ему замешкаться, как у него начинались неприятности. Он регулярно опаливал себе ресницы и, бывало, сам не мог понять, от кого исходит острый палёный запах — от него или от кого-то другого. Бригадир то и дело покрикивал, а иногда исторгал странные ругательства, которые повергали Баоцэ в страшный трепет.

— Дурень, ты мне чуть пальцы на ногах не переломал, растудыть твоих предков в семнадцатом колене!