Истории замка Айюэбао

Вошёл какой-то тощий юнец лет восемнадцати-девятнадцати, не старше, в плотных ватных штанах, в тонкой куртке, подпоясанной широким ремнём. Он подошёл к лежащему на полу пленнику и окинул его любопытным взглядом, затем присел на корточки, весело глядя на него.

Пришли из гончарни, тот самый бригадир. Он вошёл в камеру следом за вооружённым человеком, посмотрел на пленника и сказал:

— Верно, это наш.

— И как быть?

— Очень просто: кто сделал, тот и отвечать должен.

Бригадир, уже собираясь выйти, снова повернулся и взглянул на лежавшего на земле пленника:

— Ну ты хорош, даже на корову позарился!

— Я ничего не сделал! — громко ответил Баоцэ. — Я хочу вернуться в гончарню…

Бригадир пропустил его слова мимо ушей и вышел из камеры, ругаясь на ходу:

— Итить его предков до династии Сун!

Человек с винтовкой вернулся в камеру, вместе с ним вошёл смуглолицый толстяк. Толстяк прищурился и сплюнул на пол. Юнец осторожно спросил:

— Ну что, когда отправлять его будем?

— Не торопись, — ответил смуглолицый, — сперва допросим его, потом поведём по улицам.

Начался допрос. Юнец и смуглолицый попеременно задавали самые разные вопросы, явно получая от процесса удовольствие. Ни один из них не заподозрил Баоцэ в том, что он попрошайка и чернорабочий мигрант, их больше всего интересовали подробности с коровой. Смуглолицый даже велел юнцу снять с допрашиваемого штаны, вывел его на свет и стал рассматривать.

— И алмазного сверла-то нет, а он за ремонт фарфоровых изделий берётся, — прокомментировал он.

В это время кто-то взобрался на окно и заглянул внутрь.

— У нас тут следствие идёт, сукин ты сын! — вспылил смуглолицый.

Баоцэ мучили несколько дней, но он ничего не говорил. За столом сидел человек и вёл протокол. Он накалякал в своей тетради пёструю корову, человека без штанов, а посередине начертил стрелку, которая обозначала связь между ними. Смуглолицый поднёс тетрадь к лицу Баоцэ:

— Подписывай!

Баоцэ проигнорировал его. Тогда сразу несколько человек скрутили пленника и поставили на протоколе отпечаток его ладони. Сразу после этого его стали водить по людным улицам. Вместе с Баоцэ были и другие арестанты, удручённо понурившие головы, и у каждого на шее висела табличка. Их вели под конвоем солдаты народного ополчения. Прохожие наблюдали шествие, словно увлекательное представление, показывали пальцем и комментировали. Это зрелище было хорошо знакомо Баоцэ. В людской толчее он рассматривал арестантов, которые шли вместе с ним, и из надписей крупными чёрными иероглифами на их табличках узнавал об их провинностях. Среди них имелись преступники на любой вкус: заядлые воры, мигранты, возвращённые беглецы… Но больше всего любопытных взглядов привлекала его собственная табличка: на ней большими иероглифами было выведено «насильник коров».

Неделю спустя Баоцэ отправили на ирригационный объект. Управление там осуществлялось полувоенными методами, половину трудящихся на объекте составляли изгнанные из семьи сезонные рабочие, а другую половину — разнообразные преступники. Последние — в основном те, кто совершил мелкие правонарушения, которые не дотягивают до наказания тюремным заключением, но заслуживают более серьёзного наказания, чем трудовое перевоспитание. Обычно их присылали сюда на срок до трёх месяцев, но за хорошее поведение могли отпустить на все четыре стороны. Баоцэ ничего не оставалось, кроме как ждать окончания каторги, и он вёл себя предельно осторожно, стараясь не нарушать никаких правил и запретов. Потеплело, в ватнике стало жарко, но лёгкой одежды у него не было. Он трудился в куртке нараспашку, наполовину промокшей от пота.

— А куртку снять нельзя? — спросил надзиратель.

Баоцэ обвязал свою серо-синюю куртку вокруг пояса. Он никак не хотел с ней расставаться: под подкладкой хранились деньги, которые он заработал в гончарне, их нужно было всегда держать при себе.

Настала весна. Баоцэ отпустили. По горной дороге, которая начиналась в десяти с лишним ли от южной окраины деревни, он шёл на север, жадно вдыхая аромат полевых цветов. Впереди замаячил Пеянчэн. Юноша побоялся приближаться к нему до наступления темноты. Работая на стройке, он из любопытства выяснил наконец происхождение столь странного названия. Согласно преданиям, давным-давно какой-то человек проходил через деревню, ведя с собой тучного барана; деревенские напоили его допьяна, и он, отправившись дальше, забыл животное. Потом он опомнился и вернулся, но так больше и не нашёл свою скотину, а деревенские тем временем дружно уплетали тушёного барашка и даже угостили его. В итоге путник снова напился и опять забыл про свою животину. У Баоцэ больше не было никакого желания задерживаться в Пеянчэне, но ему необходимо было отыскать стог, в котором остались его сокровища. К тому же, прежде чем уйти отсюда навсегда, ему хотелось ещё разок взглянуть на коровку и попрощаться с ней.