Теперь о России. Белые, которые неуклонно наступали в августе 1919 г., были разгромлены большевиками в апреле 1920 г. Советское правительство и правительство Анкары сблизились, и в Кабул была отправлена советская миссия. В Персии 9 августа 1919 г. было подписано англо-персидское соглашение, но год спустя оно не было ратифицировано меджлисом, который в конечном счете отклонил его. В Ираке произошли серьезные племенные волнения, которые завершились восстанием арабов в июле 1920 г. Вместе со зловещими беспорядками в Ирландии ситуация для Великобритании явно ухудшалась.
Ситуация на северо-западной границе после завершения боевых действий вызывала серьезное беспокойство, так как вазиры и махсуды вовлекли уставшую от войны британскую армию еще в одну важную военную кампанию осенью и зимой 1919/20 г. Нападения также часто происходили вдоль границы от Пешавара до Дера-Исмаил-Хана. Стойкий Манро, однако, рекомендовал оккупировать Хайберский проход на постоянной основе и построить железнодорожную линию к афганской границе. Урегулирование вопроса с афридиями, в которое входили штраф в размере 50 тысяч рупий и возвращение правительству оружия и собственности, было объявлено в ноябре 1919 г., но набеги непримиримых продолжались.
Надир-хан провел совет старейшин 31 января 1920 г., на котором он раздал черные знамена афридиям и мохмандам и призвал их быть готовыми к войне. Однако, несмотря на эти интриги, удовлетворительный прогресс был достигнут с афридиями и другими воинственными соплеменниками. В Вазиристане афганский офицер-полковник Шах Даула остался в Ване, но решение оккупировать Размак и построить кольцевую дорогу в этом регионе изменило ситуацию к лучшему. Остается добавить, что постепенное восстановление британского авторитета среди племен было серьезным ударом для эмира, который рассчитывал на свое влияние на них, которое должно было стать дипломатическим рычагом в его переговорах с англичанами.
Эмира попросили доказать искренность его намерений роспуском большевистских миссий и агентов. Его также попросили дать отставку Убайдулле, Махендре Пратапу, Баракатулле и другим индийским бунтовщикам. Англичане также настаивали на установлении дружеских отношений с приграничными племенами и на том, чтобы с британским представителем в Кабуле было более человечное обращение.
Нет сомнений в том, что Аманулла и его советники совершенно неправильно понимали намерения британской стороны и, что было естественно в сложившихся обстоятельствах, полагали, что англичане ждут, что большевики будут побеждены, а Турция будет разделена в течение шестимесячного срока; и, наконец, что Афганистан будет вынужден принять неприятные для него условия или же снова подвергнется агрессии. Помимо таких представлений, позиция англичан ранила гордость афганцев. После этого Аманулла решил обеспечить себе поддержку России и Турции.
В июне 1919 г. афганская миссия в Москву проезжала через Ташкент. Было отправлено также приглашение посланнику России посетить Кабул. В ответ большевистский представитель Бравин, которого я вспоминаю как темпераментного секретаря российского Генерального консульства в Мешхеде в 1913 г., прибыл в Кабул в сентябре 1919 г. К ноябрю в ответ на попытку Афганистана содействовать отправке оружия и пропагандистов к индийским приграничным племенам и в саму Индию большевики сделали предложения, которые перечислены ниже. Бравина к концу года сменил Суриц, и переговоры на время затянулись.
Таким образом, Аманулла не подчинился требованию англичан исключить общение с большевиками. Что же касается отставки индийских бунтарей, то дружески настроенный к ним Хабибулла-хан не был достаточно силен, чтобы сделать шаг, попирающий все представления мусульман о гостеприимстве, а Аманулла-хан считал их полезными союзниками, которых надо поощрять. Вопрос о приграничных племенах, который Аманулла справедливо считал своим тузом пик, был последним вопросом, по которому он мог сделать уступку, и, естественно, из-за страха перед новым нападением англичан на первый план выступили интриги афганских политиков с пограничными племенами. В конце концов, британский представитель в Кабуле стал практически пленником и был освобожден из заключения лишь 8 августа, а тем временем вся его переписка захвачена.