Перечисленными примерами не исчерпываются агонистические сюжеты у Пиндара. Однако мы подробно рассматривали их выше, когда речь шла специально об агонистике в мифологии.
Определенная фрагментарность манеры Пиндара отмечалась многими исследователями.[419]
Теперь, после всего сказанного, как само собой разумеющееся воспринимается предание о том, что Пиндар был похоронен на ипподроме. [420]
Все его творчество столь тесно связано с агонистикой, что с нею же ассоциируется и личность самого поэта (разумеется, не как участника состязаний, но как своеобразного соучастника многих побед).Всевозможные детали, самые интересные и содержательные исторические подробности античных игр – все это есть у Пиндара. И чаще всего опять же на мифологической основе.
Так, в I Истмийской оде он сообщает, что на заре агонистики пятиборья как комплекса не существовало:
Это указание поэт относит ко времени героев Полая и Кастора – «возниц сильнейших». Впрочем, не только возниц, а вообще представленных в мифологии как разносторонние, универсальные атлеты, что вызывает восхищение Пиндара. Поэт тут же перечисляет главные состязания тех времен применительно к Полаю и Кастору:
Если говорить о двух направлениях физического воспитания и методики тренировок у эллинов вообще – направления сугубо народного, с одной стороны, и утонченно-аристократического, с другой – то, несомненно, Пиндар являлся певцом и сторонником второго.[421]
Тропы Пиндара
Форма произведения, художественные средства определяются содержанием. При анализе гомеровских поэм мы подробно останавливались на эпитетах и сравнениях агонистического характера. У Пиндара мы встречаем тоже ряд интересных двуосновных прилагательных[422]
такого же типа, но более разнообразных:[423]ευαγων (euagon) – добытый в успешных состязаниях,
ευαθλος (euathlos) – успешно борющийся,
ιπποδρομιος (hippodromios) – покровительствующий конным состязаниям,
κρατησιππος (kratesippos) – побеждающий в конных состязаниях,
παμβιας (pambias) – всепобеждающий
и многие другие. Характерны метафоры и сравнения, к которым прибегает Пиндар: атмосфера состязаний и стадиона чувствуется тут постоянно.
Чаще всего Пиндар отождествляет свои песни с острыми и точно летящими стрелами, ибо каждая ода адресуется определенному лицу. Поэтическая меткость – это меткость образности и верно выбранного сюжета. «На кого ж направим из мягкого сердца славные стрелы?» – риторически вопрошает поэт в конце II Олимпийской оды, посвященной Ферону Акрагантскому (с. 90–91).
Максимально концентрируя и одновременно разнообразя художественные приемы, в другом случае Пиндар восклицает:
Такое уподобление поэтического слова луку и стрелам встречаем в I Пифийской оде (с. 33–35).
Иногда в аналогичном случае Пиндар применяет совсем иные метафоры. Так, в VI Олимпийской оде он отождествляет свой талант с возницей, а художественные средства – с мулами и в том же агонистическом стиле выражает надежду с их помощью благополучно достичь цели (с. 18–21).
Говоря о своем желании воспеть очередной атлетический подвиг (в данном случае – панкратиаста Пифея Эгинского), Пиндар сравнивает себя с прыгуном и просит определить ему цель и длину поэтического прыжка, ибо, говорит он,
Интересен и еще один поэтический образ, тоже заимствованный из арсенала агонистики. Во II Истмийской оде по традиции поэт говорит о своем желании воспеть подвиги славного победителя – Ксенократа Акрагантского. Это Пиндар намерен сделать не иначе, как
Кстати, Ксенократ победил именно в состязании колесниц.
Для многих эпиникиев Пиндара характерны своеобразные loci communes. Чаще всего речь идет о быстроте ног и могучих руках. В почти одинаковой форме говорится о многих атлетах, которые прославились