История античного атлетизма

О группе эпиникиев, посвященных Гиерону Сиракузскому (Olympia, I; Pythia, I, II, III), В. Майков писал: «…В одах этих характеризуется как талант Пиндара, так и его независимое отношение к сильным мира сего…»[406]

Действительно, прославление и восхваление у поэта никогда не переходит в заискивание. Чувство собственного достоинства Пиндар не терял ни при каких обстоятельствах, хотя и не стал советником и учителем тиранов, как Симонид Кеосский (по крайней мере, данных об этом у нас нет).

Тем не менее социальная приверженность певца эллинской аристократии вполне определенна. В уже упомянутой нами монографии А. И. Доватура об Аристотеле читаем: «Если начать с высказываний о добродетели (аретг|) как свойстве, присущем тем, чье главенство в государстве гарантирует последнему счастливую жизнь, то нетрудно обнаружить связь этих высказываний с классовой позицией…»[407] Это мнение полностью приложимо и к творчеству Пиндара.

Победа на состязании – обязательная составная часть арен] – часто ассоциируется и даже отождествляется у Пиндара с понятием счастья. На стадионах, где

…состязаются скорость ног
и крепость сил
на подвиги идущих,
добиться победы нелегко

.

Это доступно лишь самым достойным. Но зато в итоге:

Победитель
в награду за подвиги
остальную жизнь проводит
в сладостном благоденствии

.

(Olympia. I, с. 95–99)

И далее:

Для смертного наивысшее счастье то,
Которым он может
наслаждаться всегда

.

(С.99-100)

Вспомнив о тех почестях, которые воздавались олимпионикам и вообще лучшим атлетам, можно поверить, что счастье, воспеваемое Пиндаром, было в определенной мере реальным.

Несмотря на социально узкую трактовку доблести, поэт признает: всякое достижение ценно лишь в том случае, если связано с преодолением препятствий. Победа и слава будут полными только тогда, когда их добудешь в трудном поединке. И это также определяет Пиндарову ἁρετή.

В VI Олимпийском эпиникии поэт говорит на этот счет вполне определенно:

Доблести, не сопряженные с опасностями,
Не ценятся ни на суше состязающимися,
Ни на стремительных кораблях

.

(С.9-11)

В этом смысле, если говорить о тезисе трудности победы, Пиндар перекликается и с Симонидом, и с иными своими предшественниками. Та же мысль: победа редко достается без труда и именно труд – ее лучшее украшение – высказана в X Олимпийском (с. 22–23) и в других эпиникиях.

Но наряду с этим «доблесть многих аристократов была очень и очень относительной: многие фактически воспевались за то, что обладали лучшими конюшнями и имели самых породистых лошадей…»[408]

Воспевается Пиндаром и душевная щедрость победителя (Isthmia, I, С. 60–69), и его скромность (Olympia. VI, с. 73 и сл.) – один из существенных компонентов ἁρετή.

Тезис о всестороннем развитии атлета как наиболее желательном варианте четко высказан в V Пифийском эпиникии, посвященном победе Аркесилая Киренейского на состязании колесниц.

Правда, сначала поэт говорит о профессиональном мастерстве спортсмена: во-первых, Аркесилай сам и отлично правил лошадьми (с. 46–47), а во-вторых – он один из немногих, кто сохранил свою колесницу невредимой среди четырнадцати (!) опрокинувшихся (с. 48–53). И тот факт, что Аркесилаю посвящены две оды (Pythia. IV и V), вероятно, не случаен.

Главная похвала содержится в последней части оды. Пиндар превозносит Аркесилая за «ум, что превосходит возраст», за «красоту речи», «крепость сил» и, наконец, снова за то, что он «искусный правитель колесницы» (с. 106–115).

Этот букет доблестей настолько значителен и привлекателен, что, случись возможность сказать подобное о прочих победителях, вряд ли поэт упустил бы ее. Итак, гармоническое сочетание физической мощи с интеллектом – прекрасная база для аретр.

Жизнь полиса немыслима без воинской доблести.[409] Однако в эпиникиях Пиндара эта сторона ἁρετή остается в тени (если не считать мифологических сюжетов).

Наконец, богатство материальное в полисе, несомненно, значит много, но калокагатия весьма ценит и духовное богатство. Вот из каких элементов складывается понятие ἁρετή на материале эпиникиев Пиндара.

Этический кодекс атлетов

Рядом с категорией агонистической доблести (переплетаясь и перекликаясь с ней) у Пиндара возникает цепочка этических норм, своеобразный кодекс чести атлета и олимпионика.

Этот кодекс своеобразен, и он отнюдь не идентичен Олимпийскому уставу Ликурга Ифита.[410] Но и противоречий между ними тоже нет. Просто «этический кодекс» Пиндара и Олимпийский устав успешно дополняют друг друга.

Какие же этические положения содержат эпиникии?