История античного театра

Нет жизни беспорочней и свободней
И больше близкой к нравам древних лет,
Чем та, что любит лес, презревши город.
Нет, тот не зажигается корыстью,
Кто посвятил себя вершинам гор.
Не знает он ни мнения народа,
Ни зависти отравы, ни успеха
Минутного у суетной толпы;
Ни раб, ни враг царям, он не стремится
Ни к роскоши, ни к почестям пустым.
Свободный от надежды и от страха,
И зависть черная не уязвит
Его зубами едкими. Не знает
Он преступлений людных городов;
Он не дрожит пред всяким вздорным слухом.
Речей не сочиняет, не стремится
Свой дом украсить тысячью колонн,
Не позлащает сводов, алтарей
Не заливает жертвенною кровью,
Осыпав солью белых сто быков.
Но он в полях хозяин и невинный
На воздухе открытом бродит[343]

.

Дальше изображаются прелести жизни в полях и лесах: охота на зверей, купанье в снежном Илиссе, сон на прибрежном дерне под журчание ручья.

Голод утоляют плоды деревьев, питье дает зачерпнутая рукой вода из студеного ключа. Так, наверно, жил счастливый род полубогов, пока пограничный камень не разделил еще полей, земля не знала рабства человека и сами собой рождались на ней плоды.

Во всем изображении картины «золотого века» ощущается влияние Овидия, а причина, разбившая эту счастливую жизнь людей, указана та же, что и у Овидия, — жажда наживы и власти. Земля покрылась кровью, люди запятнали себя злодейством и нечестием.

Допуская некоторую логическую непоследовательность и забывая о только что названной первопричине всех человеческих бедствий — жажде наживы, Ипполит называет женщину родоначальником всех зол. Признание Федры доводит его женоненавистничество до апогея. Ипполит думает, что Юпитер при виде такого нечестия должен был бы воспламенить мир своей молнией. Он считает себя самого достойным смерти, так как невольно возбудил страсть в своей мачехе. Бегство Ипполита в конце второго акта психологически оправдано: убийство Федры было бы исполнением ее желания, и он бросает оскверненный ею меч.

«МЕДЕЯ»

Действующие лица в «Медее» Сенеки те же, что и в одноименной трагедии Еврипида. Хор состоит из коринфских женщин. События развертываются перед домом Медеи.

Уже с первого акта Медея одержима жаждой мести. Она «зловещим голосом » призывает всех богов, в том числе и богинь отмщения «со змеями в волосах », явиться и отомстить новобрачной и тестю. Она хотела бы сжечь весь город Коринф, где произойдет свадьба Язона. В ней, по ее собственным словам, «огонь, железо, молнии богов». Кормилица говорит, что охваченная яростным гневом Медея похожа на одержимую менаду.

Лицо в огне, глубоко дышит грудь,
Кричит, глаза кропит слезой обильной,
Смеется вдруг: все страсти в ней бушуют.
Колеблется, куда оборотить
Всю тяжесть духа, дышащего гневом,
Грозит, бушует, жалуется, стонет...
Где разобьется бешенством прилив,
Разлившийся широкими волнами?[344]

Кормилица уверена, что предстоит «громадное злодейство», «свирепое, безбожное » (ст. 464—465).

Язон показан в трагедии Сенеки другим, чем у Еврипида. Он полон меланхолии, жалуется на свой рок: его с двух сторон теснят цари — Креонт и сын Пелия, мстящий за смерть отца. Язон говорит, что он «изнемог от бедствий » (ст. 534). Медея предлагает ему сразиться с врагами, но Язон отвечает ей на это: «Боюсь я скиптров царских» (ст. 648).

В брак с царевной Язон вступает ради любви к детям. Если б он отказался жениться на ней, то был бы обречен на смерть и детей постигла бы печальная участь. Медея просит Язона позволить ей взять с собой в изгнание детей. Язон отвечает отказом: он скорее расстанется с жизнью, чем со своими детьми. Медея понимает, как сильно Язон любит сыновей, и у нее возникает мысль убить их и тем больнее ранить Язона. Медея приступает к мрачным священнодействиям. Об этом в четвертом акте рассказывает кормилица.

Медея созывает всех чудовищ земли и преисподней и готовит смертоносное зелье. Наконец она появляется на сцене, продолжая свои заклинания. Весь четвертый акт, таким образом, состоит из описания кормилицей волшебных действий Медеи и ее собственных угроз. Но при всем нагромождении ужасов этот акт производит довольно бледное впечатление.