История античной литературы

Свою историографическую деятельность Саллюстий начал с отдельных монографий. К этому виду исторического повествования античность предъявляла особые художественные требования. Здесь нужно было не столько последовательное изложение, сколько концентрация вокруг одного события, по возможности с единой центральной фигурой, с волнующим ходом действия и интересным финалом. Первая монография Саллюстия — «Заговор Катилины» (или «Война с Катилиной») — посвящена событиям недавнего прошлого. Центральная фигура — Катилина. Изложение открывается его характеристикой и завершается рассказом о его героической гибели. Но Катилина подан на фоне разложения римского общества, как продукт этого разложения. В стиле историко-философского обобщения Саллюстий дает схематический обзор римской истории, пользуясь теорией Платона о процессе постепенного ухудшения совершенного государства. Идеальный строй древнего Рима стал вырождаться после победы над Карфагеном благодаря росту честолюбия, а затем корыстолюбия. Последняя ступень вырождения — появление тиранов, и Саллюстий рисует Катилину в чертах, напоминающих образ тирана в «Государстве» Платона. Разложение охватило все слои римского общества, но корень зла в господстве плутократической олигархии. Из среды развращенного нобилитета вышел и Катилина. Наряду с изображением фона, перед читателем встают и отдельные образы. Для этой цели служат речи, письма, мастерские прямые характеристики. Этапы заговора развертываются как акты драмы, с несколькими основными персонажами. Фигура несимпатичного автору Цицерона оставлена без яркого освещения; в наиболее сильные моменты повествования у Саллюстия выступают другие лица. С особенным вниманием останавливается он на образах двух деятелей, которых он считает самыми замечательными своими современниками, Цезаря и Катона Младшего, «мужей, наделенных великой доблестью, но различных по характеру». Сравнительная характеристика этих двух фигур — одна из лучших страниц монографии Саллюстия. Она построена так, что каждому из антагонистов приписаны те достоинства, которых не хватало другому. Высоким качеством Цезаря, как деятеля, организатора, вождя, противопоставлена непреклонная моральная твердость Катона. Отсутствие моральной твердости — тот упрек, который Саллюстий, таким образом, бросает своему былому кумиру. Собственные мысли автор вкладывает уже в уста республиканца Катона, а не Цезаря. Тем не менее Саллюстий старается выгородить Цезаря, которого обвиняли в тайном содействии движению Катилины. Возможно, что монография о «Заговоре Катилины» содержит полемику с не дошедшими до нас мемуарами Цицерона, выпущенными после его смерти, в которых излагалась закулисная сторона событий 63 г. Во всяком случае, изложение Саллюстия резко окрашено субъективными симпатиями и не свободно от фактических передержек, хотя автор старается показать свое беспристрастие и воздать должное даже ненавистному Катилине.

В несколько более отдаленное прошлое уводит вторая монография — «Югуртинская война». Обосновывая выбор темы, Саллюстий указывает, что «тогда впервые началась борьба с высокомерием нобилитета». Действительно, скандальное поведение аристократических деятелей в борьбе с нумидийским царем Югуртой, длившейся от 111 по 106 г., было удобным материалом для показа беззакония, корыстолюбия и продажности римской знати. Ход войны излагается в связи с борьбой партий в Риме. Нобилитет даже в лице своего лучшего представителя, неподкупного, но высокомерного Метелла, оказался неспособным завершить войну; подлинным героем римского народа является демократический полководец Марий. По приемам художественного построения вторая монография близко напоминает первую. Любопытно, однако, что Саллюстий разуверился в своей схеме развития римского общества. Об идеальном строе древнего Рима больше не говорится. Гражданский мир в период, предшествующий разрушению Карфагена, истолковывается уже как результат страха перед внешним врагом. Во II в. некоторые представители нобилитета высказывались за сохранение Карфагена, как пугала, сдерживающего классовую борьбу в Риме; эту идею благотворности «страха перед пунийцами» перенимает теперь Саллюстий.

Обеим монографиям предпосланы философские вступления, в которых автор изъясняет свои взгляды на дуализм духовного и телесного. Преобладание телесного начала обрекает человека на зависимость от внешних условий, делает его жертвой случая. Человек духа, — а таким должен быть истинный государственный деятель, — поднимается над случайностями и управляет ими.