История античной литературы

Идиллии Феокрита — сценки из городской или сельской жизни. Герои их — городские обыватели или поселяне, мир которых узок и ограничен. Некоторые городские сценки представляют собой мимы, изложенные в гекзаметрах. Родиной фольклорных мимов считается Сицилия. Там в V в. до н. э. поэт Софрон, соотечественник Феокрита, обратился к этому излюбленному виду народной бытовой драмы, чтобы создать литературный мим как особый вид драматической поэзии. Типичным мимом у Феокрита является XV идиллия — «Сиракузянки, или женщины на празднике Адониса», впервые переведенная на русский язык Н. И. Гнедичем. Две приятельницы, недавно вместе со своими семьями переехавшие из Сицилии в Александрию, собираются на праздник во дворец. Обсудив туалеты друг друга, поругав мужей, отдав последние распоряжения служанке, они выходят и с трудом прокладывают себе дорогу на запруженных народом улицах. Далее они попадают в отчаянную давку в дверях дворца и, наконец, с помощью какого-то зеваки, чуть живые, в порванной одежде, протискиваются в нарядные залы, восторгаются невиданным убранством и слушают, как приезжая знаменитая певица исполняет гимн в честь Адониса. Они относятся ко всему с наивной непосредственностью провинциалок, направо и налево обращаются к прохожим, не теряя, однако, чувства собственного достоинства. В заключении одна из них вспоминает:

Время, однако, домой. Диоклид мой не завтракал нынче.
Он и всегда-то, как уксус, а голоден — лучше не трогать!

(Пер. М. Грабарь-Пассек)

Тематически близка к одному из уцелевших фрагментов Софрона II идиллия, в которой покинутая девушка с помощью различных колдовских и магических обрядов хочет вернуть неверного возлюбленного, а затем, отправив служанку смазать зельем двери его дома, рассказывает луне историю своей любви. В этом стихотворении поэт отдает дань модному увлечению магией и суевериями, показывает хорошее знание народных обрядов, но более всего его увлекает задача изобразить чувства страдающей Симефы и проследить всю историю ее любви. Следуя традициям архаической любовной поэзии, Феокрит подчеркивает прежде всего внешние приметы страсти. Симефа влюбилась «как только глянула», краска сбежала с ее лица, она обо всем забыла. От длительных страданий она не нашла исцеления: пожелтела кожа, выпали волосы, она худела так, что остались лишь кожа и кости. Наконец, Дельфис пришел к ней:

Вся я застыла, как снег, и холодные капельки пота
Лоб мой покрыли внезапно, подобные влажным росинкам.
Рта я открыть не могла и ответить хоть лепетом слабым,
Даже таким, что малютка к родимой во сне обращает;
Тело застыло мое, я лежала, как кукла из воска.

(Пер. М. Грабарь-Пассек)

Но недолго длилось счастье Симефы. Дельфис покинул ее. Чтобы показать ее горе и смятение, Феокрит использует контрастное противопоставление безмятежной тишины ночной природы неусыпному отчаянию девушки:

Бездна морская молчит, успокоились ветра порывы,
Только в груди у меня ни на миг не умолкнет страданье.

В роли героев Феокрита нередко оказываются герои мифов. Но эпические мотивы и мифы Феокрит, подобно Каллимаху, разрабатывает в стиле эпиллиев, т. е. настойчиво фиксирует внимание на бытовых деталях, переосмысляет героические подвиги, а в образах героев подбирает такие черты, которые чужды традиционному эпическому образу. Вместо воинских или других героических подвигов описываются любовные невзгоды героя (идиллия XIII); много внимания уделяется описанию красот природы и различным бытовым подробностям. Например, в XXIV идиллии прославляется Геракл, совершивший свой первый подвиг десяти месяцев от роду. Идиллия начинается с того, как мать выкупала своих близнецов, напоила молоком и уложила спать в колыбельку, сделанную из старого медного щита. Когда же все уснули, Гера послала двух чудовищных ядовитых змей, чтобы они погубили Геракла, но маленький герой не испугался и задушил их. После неприятного происшествия мать прижимает к груди напуганного и плачущего Ификла, а отец Амфитрион закутывает Геракла в овечье одеяльце и укачивает его. Затем все засыпают вновь. В идиллии XI могучий и дикий киклоп Полифем изображен страдающим влюбленным. Для большего правдоподобия Феокрит вынужден даже сделать оговорку, так как пребывание в подобном состоянии слишком не вяжется с привычным образом Полифема:

Только лишь первый пушок у него на щеках появился.

Для Полифема страсть к нимфе Галатее заслоняет все на свете:

Вовсе лишился ума; все же прочее счел пустяками.