Поэт наделил громадной внутренней силой эту женщину, которая готова одна до конца дней своих нести бремя страшной тайны. Но Эдип уже не слушает ее просьб и молений, он поглощен одним желанием раскрыть тайну, какой бы она ни была. Он еще бесконечно далек от истины и не замечает странных слов жены и ее неожиданного ухода; а хор, поддерживая его в неведении, славит родные Фивы и бога Аполлона. С приходом старого слуги выясняется, что тот действительно был свидетелем гибели Лая, но, кроме того, он же, получив некогда от Лая приказание умертвить ребенка, не решился это сделать и передал его какому-то коринфскому пастуху, которого теперь, к своему смущению, он узнает в стоящем перед ним вестнике из Коринфа. Итак все тайное становится явным. На орхестре появляется глашатай, пришедший возвестить хору о самоубийстве Иокасты и о страшном поступке Эдипа, вонзившего себе в глаза золотые булавки с одеяния Иокасты. С последними словами рассказчика появляется сам Эдип, ослепший, залитый собственной кровью. Он сам осуществил проклятие, которым в неведении заклеймил преступника. С трогательной нежностью прощается он с детьми, поручая их заботам Креонта. А хор, подавленный происшедшим, повторяет древнее изречение:
Противниками Эдипа, борьбе с которыми отданы его огромная воля и безмерный ум, оказываются боги, чья власть не определяется человеческой мерой.
Для многих исследователей эта власть богов представлялась в трагедии Софокла настолько подавляющей, что заслоняла собой все остальное. Поэтому, основываясь на ней, трагедию часто определяли как трагедию рока, перенося даже это спорное объяснение и на всю греческую трагедию в целом. Другие стремились установить степень моральной ответственности Эдипа, говоря о преступлении и неизбежном наказании, не замечая расхождения между первым и вторым даже в пределах современных Софоклу представлений. Интересно, что, по Софоклу, Эдип не жертва, пассивно ожидающая и принимающая удары судьбы, а энергичный и деятельный человек, который борется во имя разума и справедливости. В этой борьбе, в своем противостоянии страстям и страданиям, он выходит победителем, сам назначая себе кару, сам осуществляя наказание и преодолевая в этом свои страдания. У младшего современника Софокла Еврипида в финале односюжетной трагедии Креонт приказывал слугам ослепить Эдипа и выгонял его за пределы страны.
Противоречие между субъективно неограниченными возможностями человеческого разума и объективно ограниченными пределами деятельности человека, отраженное в «Царе Эдипе», — одно из характерных противоречий софокловского времени. В образах богов, противостоящих человеку, Софокл воплотил все то, что не находило объяснения в окружающем мире, законы которого были еще почти не познаны человеком. Сам поэт еще не усомнился в благостности миропорядка и в незыблемости мировой гармонии. Вопреки всему он оптимистически утверждает право человека на счастье, считая, что несчастья никогда не сокрушают того, кто умеет противостоять им.
Софокл еще далек от искусства индивидуальных характеристик современной драматургии. Его героические образы статичны и не являются характерами в нашем смысле, так как герои остаются неизменными во всех жизненных превратностях. Однако они велики в своей целостности, в свободе от всего случайного. Первое место среди замечательных софокловских образов по праву принадлежит Эдипу, ставшему одним из величайших героев мировой драматургии.
В трагедии «Электра» Софокл создал жизненно правдивый образ мужественной и честной девушки, которая, не щадя себя, борется со своей преступной матерью и ее любовником во имя справедливости. Она страдает, надеется и побеждает. По мифу, Электра спасла маленького Ореста, удалив его из дворца, а потом помогла ему, ставшему уже юношей, отомстить за отца. Таковы были сведения, на основе которых Софокл создал свою Электру, мир чувств которой гораздо богаче и глубже, чем у Антигоны. Боги в этой трагедии отходят на второй план, так же как и в трагедии «Филоктет», поставленной в 409 г. Сюжет последней заимствован из троянских сказаний. Участник троянского похода Филоктет в пути был ужален змеей, и, так как рана не заживала, а зловоние от нее было непереносимо, по совету Одиссея греки высадили больного на острове Лемносе. На десятый год войны Агамемнону было предсказано, что лишь лук Филоктета поможет ахейцам взять Трою. Все три трагических поэта использовали этот сюжет. Сопоставление их произведений сохранилось в одной из речей Диона Хрисостома, оратора и философа конца I в. н. э., но до нас дошла лишь драма Софокла.