Читаем История античной литературы полностью

На примере отношений Востока и Запада Геродот осмысляет весь исторический процесс как некое единое целое, но, в отличие от прочих логографов и, в первую очередь, Гекатея, основное его внимание сосредоточено на людях, их деяниях и судьбах. В представлениях о них Геродот ближе к Эсхилу, чем к своему современнику Софоклу. Он считает, что боги, создав и упорядочив мир, держат в своих руках судьбы человечества и управляют ими по своему усмотрению, ограничивая и сдерживая во всем людей. В оракулах, чудесных знамениях и сновидениях боги обнаруживают людям свою волю, но люди не всегда умеют ее распознавать. Боги же безжалостно наказывают людей за их заблуждения, и в мире царит закон возмездия. Эти представления, архаичные не только для Софокла, но даже для Эсхила, определяют взгляды Геродота на исторический процесс и его движущие силы.

Возможно, что вначале Геродот увлекся сочинением логосов, в которых хотел рассказать о всем чудесном и удивительном, что он увидел и узнал во время странствований; затем интерес к событиям и людям заставил его обратиться к столь характерной для Ионии новелле с ее особым стилем повествования. Но разнообразие материала, обилие фактов и самых неожиданных отступлений не помешали Геродоту все время помнить о своей основной теме — войне, в которой прославилась и утвердилась мощь Эллады.

Наиболее полно идейный замысел Геродота раскрывается в описании перехода огромной персидской армии из Азии в Европу. Подробно и обстоятельно рассказывается о том, как Ксеркс проводил смотр своего войска, как проверял корабли, как говорил, обращаясь к воинам, какие совершал жертвоприношения, как непрерывно семь суток шла переправа через Геллеспонт, как с высокого берега, сидя на мраморном троне, царь следил за происходящим и беседовал о человеческом счастье и судьбе с предостерегавшим его приближенным. Этому показному блеску, неумеренной пышности и самодовольству, характерному для персов, Геродот противопоставляет скромность, умеренность и свободолюбие эллинов, считая, что только благодаря этим качествам, наиболее полно воплощенным в афинянах, Эллада выиграла великую битву. Недаром сам Ксеркс вынужден признать в Фермопилах, что в его армии очень много людей, но мало воинов.

Художественная манера Геродота характерна для раннеклассической греческой прозы. Его ионийский диалект изобилует гомеризмами, попадаются отдельные элементы аттической речи. Пестрота и разнообразие языка сочетаются с таковыми же особенностями стиля. Четко указанная вначале тема сочинения затем словно тонет в дальнейшем повествовании; время от времени всплывая на поверхность, снова исчезая в отступлениях, она тем не менее никогда не теряется, во второй части становится уже значительно более четкой и завершается в конце. Следуя традиции эпоса, Геродот заставляет своих персонажей произносить речи и очень широко пользуется этим приемом. В речах он раскрывает отношения людей, их характеры, в речах же иногда делится своими взглядами. Речи заключают в себе предостережения или увещевания. Наряду с монологами встречаются диалоги, иногда переходящие в споры (агон), что свидетельствует о влиянии драматургической техники. Простота наивного изложения в действительности оказывается обманчивой, так как за ней скрывается большое искусство. Наряду с деловым научным стилем изложения, четким и ясным, Геродот использует стиль устного народного повествования, в котором мысли не объединяются большим четким периодом, а присоединяются одна к другой, подобно бусинкам, нанизываемым на нитку. Вот как, например, выглядит начало истории лидийского царя Кандавла: «Этот Кандавл очень был влюблен в свою жену. А будучи влюбленным, считал, что владеет красивейшей женщиной на свете. Был же среди его телохранителей некто Гиг, сын Даскила. Ему царь доверял самые важные дела. Ему же, доверяя во всем, стал при случае превозносить несравненную красоту жены своей...»[72]. Чаще всего Геродот прибегает к этому приему в новеллах, где он сам берет на себя роль бесхитростного рассказчика, неожиданно поражающего слушателей какой-нибудь необычайно увлекательной историей. Такие новеллы причудливо вкрапливаются в основное повествование с тем, чтобы на выигрышном примере проиллюстрировать какую-нибудь важную для автора мысль[73]. Пестрота многочисленных подробностей, увлечение экзотическими редкостями и фантастикой, тщательность в обрисовке мелочей, иногда даже заслоняющих важное и крупное, дополняют своеобразие геродотовского стиля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное