Читаем История античной литературы полностью

Фукидид прежде всего мыслитель и политик, для которого характерны целеустремленность, максимально доступная для его времени объективность изложения и тщательная проверка всех фактов для установления истины. Свой метод изложения он полемически противопоставляет методу поэта и логографа, подразумевая под первым — Гомера, а под вторым — Геродота. «Быть может, изложение мое, чуждое басен, покажется менее приятным для слуха; зато его сочтут достаточно полезным все те, которые пожелают иметь ясное представление о минувшем, могущем по свойству человеческой природы повторяться когда-либо в будущем в том же самом или в подобном виде. Мой труд рассчитан не столько, чтобы послужить предметом словесного состязания в данный момент, сколько на то, чтобы стать достоянием навеки».

Фукидид — основоположник научной исторической критики и прагматического исторического описания. Задачи исследователя, устанавливающего истину, он предпочитает всему остальному. В отличие от Геродота, простодушного хранителя устной и письменной традиции, переплетающего в своем увлекательном повествовании истину с вымыслом и фантазией, Фукидид всегда ищет прочно обоснованных аргументов. Чуждый геродотовским представлениям о богах, судьбе и чудесах (неслучайно древние называли его учеником Анаксагора) Фукидид обходит традиционные воззрения, хотя мифы воспринимает как историю.

Одна из основных проблем фукидидовского труда — проблема власти. Связывая власть с «неизменными свойствами человеческой природы», он весь исторический процесс выводит из свойств «человеческой природы», подробно анализируя «психологию и патологию» власти. Наивысшим выражением власти он считает военную мощь, которая представляется ему неотделимой от политической власти. Исподволь и с большими историческими экскурсами подходит Фукидид к неизбежному военному столкновению двух соперников — Спарты и Афин. Он четко отделяет частные поводы войны от подлинной ее причины, которая скрывалась в страхе Спарты перед растущей политической и военной мощью афинского государства.

Всегда и во всем Фукидид старается проникнуть в сущность происходящего, он изучает отдельное и частное, чтобы от него перейти к общему.

В соответствии с традициями античной историографии «История» Фукидида является художественным произведением. В речах, делах и событиях раскрывает историк обнаруженную им истину. Особое место занимают у него пространные прямые речи, произносимые правителями, государственными деятелями, полководцами и послами. Продолжая в этом определенную традицию, восходящую еще к эпосу и перенесенную в историографию Геродотом, Фукидид использует речи в качестве основного средства анализа ситуации, отдавая вместе с тем дань модной софистической риторике. «Речи составлены у меня так, — рассказывает он, — как, по моему мнению, каждый оратор, сообразуясь всегда с обстоятельствами данного момента, скорее всего мог говорить о настоящем положении дел. Причем я держался возможно ближе общего смысла действительно сказанного». Речи сосредоточены преимущественно в первых четырех книгах. Самой знаменитой из них по праву считается речь Перикла, произнесенная главой афинского государства на торжественной церемонии погребения граждан, павших в боях за родину. Трудно сказать, насколько отличалась речь Перикла у Фукидида от того эпитафия (надгробная речь), с которым Перикл действительно выступил перед афинянами осенью 431 г. Для Фукидида Перикл воплотил в себе идеальный образ правителя самого лучшего государства, поэтому его речь сделалась апофеозом афинского демократического полиса, о котором, по словам Фукидида, даже противники говорили, что «свою жизнь афиняне отдают за свое государство так, как будто она вовсе не принадлежит им; напротив, свои духовные силы они берегут как неотъемлемую собственность, чтобы служить ими государству». Афины перикловского периода для Фукидида такое государство, где свобода каждого гражданина неотделима от свободы всего коллектива граждан. Возможно, сам Фукидид надеялся, следуя учению софистов, что его произведение поможет кому-нибудь сделаться вторым Периклом и вернуть «школе Эллады» ее утраченное величие.

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное