Но славу в веках Плутарху принесли не эти сочинения, а «Сравнительные жизнеописания», написанные им в старости. Из них сохранились 23 пары биографий выдающихся греческих и римских деятелей, сопоставленных по общности их характеров или судьбы, независимо от хронологии и конкретных исторических фактов (Тесей — Ромул, Ликург — Нума Помпилий, Перикл — Фабий Максим, Александр — Юлий Цезарь, Демосфен — Цицерон и так далее). Это произведение не имеет никакого отношения к той научной историографии, цель которой — установление объективной истины. Исторические факты интересуют Плутарха как фон для проявления характера выдающегося деятеля прошлого. Следуя установившимся традициям, Плутарх понимает личность статически, как некий постоянный и неизменный характер. Цель своего труда он усматривает в том, чтобы помочь читателям разобраться в их собственных характерах и суметь обнаружить их, подражая добродетельным героям и избегая следовать за порочными. Жизнь великого человека состоит из трагических и комических моментов, поэтому она всегда драматична, и большую роль в ней играют случай и судьба. Плутарх понимает биографию не как описание жизненного пути человека, а как раскрытие тех средств и способов, при помощи которых обнаруживается характер личности. Поэтому Плутарх с необычайной тщательностью собирает всякого рода анекдоты из жизни своих героев, тенденциозно подбирает и освещает факты, найденные им в бесчисленных источниках. «Незначительный поступок, словцо, шутка часто лучше выявляют характер, — говорит он, — чем кровопролитнейшие сражения, великие битвы и осады городов». Так, честолюбие Юлия Цезаря ярко проявляется в высказанной им мысли, что лучше быть первым в провинциальном городе, чем вторым в Риме. Для характеристики Александра Македонского оказывается важной его беседа с философом Диогеном, которому великий полководец заявил во всеуслышание, что он хотел бы стать Диогеном, если бы не был Александром. К Плутарху восходят общеизвестные рассказы о Демосфене, который проделывал мучительные упражнения, чтобы преодолеть природные дефекты, мешавшие ему при публичных выступлениях, о последних минутах царицы Клеопатры, о смерти Антония и так далее. Римские трагедии Шекспира написаны на основе соответствующих биографий Плутарха («Кориолан», «Юлий Цезарь». «Антоний и Клеопатра»). После падения Константинополя Плутарх стал широко известен в Европе и до XVIII в. благодаря своим «ученым» сочинениям считался воспитателем европейцев. Деятели французской революции превозносили Плутарха как биографа и рассматривали его героев (братьев Гракхов, Катона) как воплощение гражданских доблестей. Так же относились к Плутарху декабристы. Для Белинского Плутарх — «великий жизнеописатель», «простодушный возвышенный грек». О биографиях Плутарха Белинский пишет: «Книга эта свела меня с ума... Я понял через Плутарха многое, чего не понимал»[65]
.Но в дальнейшем XIX в. с его требованием исторической достоверности несправедливо отнесся к Плутарху, ибо, осудив его как историка, недооценил как писателя. Плутарх был и остается замечательным художником слова. Его знаменитые «Жизнеописания» до сих пор интересны для широкого круга читателей, главным образом для молодежи.ВТОРАЯ СОФИСТИКА. ЛУКИАН
Архаистические тенденции и стремление к возрождению былого величия греческой литературы способствовали развитию красноречия и возникновению риторических школ. Основой общего образования вновь объявляется риторическое, конкурирующее с философией. Странствующие ораторы, выступавшие с торжественными публичными речами на народных или религиозных праздниках, называли себя софистами, подчеркивая этим значение своей профессии и ее историческую преемственность.
Расцвет этой, так называемой второй софистики относится ко II в. н.э., а ее основными центрами явились греческие города Малой Азии. Внешний блеск и театральность таких речей, сочетавшиеся с тщательной отделкой языка и нарочитым подражанием классическим образцам, в первую очередь Демосфену, еще больше оттеняли их полную идейную бессодержательность. Прославленными мастерами второй софистики считались Герод Аттик и Элий Аристид. Последний настолько упивался своим формальным искусством, что даже с полным безразличием относился к тому, где и о чем нужно было говорить. Он в совершенстве владел языком классической художественной прозы и претендовал на роль второго Платона или Демосфена. Современником Элия Аристида был великий сатирик древности Лукиан (117 — около 180 гг. н.э.), которого Энгельс назвал Вольтером классической древности[66]
.