История балета. Ангелы Аполлона

Ситуация изменилась в начале ХХ века с появлением в Америке русских – танцовщиков Императорского балета. Некоторые приехали с Дягилевым, другие позже, по следам Первой мировой войны и русской революции. Дягилеву удалось получить для своей труппы контракт в Метрополитен-опера, но большинство из них, в том числе знаменитая Анна Павлова, оказались в водевилях. К тому времени водевиль (мюзикл) стал четко организованным синдикатом, состоявшим из театров и гастрольных агентств, который управлялся из Нью-Йорка, Филадельфии и Бостона. Как и ее французские и итальянские предшественницы, «Несравненная Павлова» выступала в очередь с исполнителями песенок, слонами, играющими в бейсбол, и прочими популярными номерами. Однако сама Павлова и ее зрители нисколько не сомневались в серьезности ее искусства, даже когда театры сулили легкие развлечения. Природное обаяние и страстная преданность танцу Павловой оставили сильное впечатление на целом поколении американских и европейских танцовщиков. «Она практически гипнотизировала своих зрителей, словно проникала в природу божественного, – вспоминала позже хореограф Агнес де Милль. – Она полностью изменила мою жизнь». Де Милль была не одинока: когда в 1931 году Павловой не стало (в возрасте 49 лет), множество мечтательных девушек по всей Америке неожиданно впали в состояние истерии².

Павлова была самой знаменитой, но были десятки других русских танцовщиков, подобных ей: в период между двумя войнами они колесили по всей Америке в составе различных трупп, отпочковавшихся от «Русского балета Дягилева»; некоторые продержались до 1960-х годов. Они впервые показали классический танец и привили любовь к нему нескольким поколениям зрителей. Это была изматывающая работа. Например, в 1934–1935 годах «Русский балет Монте-Карло» выступили в девяноста городах США всего за шесть месяцев: артисты проехали около двадцати тысяч миль, с бессчетным количеством остановок на одну ночь и перекусов в супермаркетах «Вулворт», где они могли заказать яйца с ветчиной и пополнить запасы туалетных принадлежностей и бижутерии, – и снова в путь. Несмотря на все тяготы, эти балерины, как и Павлова, продолжали считать себя подданными императора и хранительницами стандартов аристократического искусства: пусть они обедали в «Вулвортах», но носили меха и шелковые чулки и никогда не забывали о незыблемости идеалов балета. «Они держатся вместе, как жертвы бомбежек, – отмечала впоследствии де Милль. – Их объединяет общая потребность в балете, их школа, общее наследие. Их объединяет, наконец, гордость… бедные, зачарованные дурочки! Они свято верят, что выполняют самую трудную и самую интересную работу в театре»³.

Когда балерины старели или просто слишком выдыхались, чтобы продолжать выступления, многие из них открывали школы; они разбрелись и осели в больших и малых городах по всей стране. (Одна из балерин основала бизнес типа «товары почтой»: за небольшую плату клиенты получали тунику для экзерсисов, ноты, балетный станок и один урок в неделю; как гласила реклама, «если вы будете заниматься достаточно усердно, вы сможете поступить в русскую балетную труппу и заработать миллионы».) Именно эти русские посеяли первые семена классического балета в Америке, так же как и в Англии, и это они воспитали несколько поколений американских танцовщиков, многие из которых, как де Милль, сами станут со временем выдающимися артистами. Выступление за выступлением, класс за классом, в течение многих лет эти странствующие русские передавали свои традиции. Не только па и технику: они привнесли в свои уроки все имперское православие русского балета, и именно на этих занятиях они, такие же усталые и вспотевшие, как и их ученики, начали процесс «пересадки» классического балета в американские умы и тела⁴.

Русские заложили фундамент. Но даже их присутствия и кипучей энергии было бы недостаточно, чтобы объяснить взрывную волну классического балета, прошедшую по Америке после Второй мировой войны. За эти годы балет стал в США выдающимся искусством и иконой высокого модернизма. Произошла настоящая культурная трансформация: после десятилетий провинциальных «девочек из кордебалета» и экзотических русских классический балет неожиданно стал чем-то совершенно необходимым и типично американским – как постановки, так и исполнители. Он был важен для самых разных сфер жизни страны, такого не наблюдалось никогда прежде – или впоследствии. Одним объяснением мог быть головокружительный взлет целой плеяды талантов. Самые знаменитые ее представители – Джордж Баланчин, Джером Роббинс и Энтони Тюдор – были выдающимися, талантливыми хореографами, и танцовщики, с которыми они работали, не уступали им по степени одаренности. Но одного этого недостаточно, чтобы объяснить всю масштабность перемен. Второй причиной стал менявшийся облик как Америки, так и танца, и благодаря этим переменам классический балет выдвинулся на передний край современной жизни.