Это были странные работы, в которых сочетались старые навыки и новые формы, что указывало на глубокую двойственность изменений, произошедших в столице под влиянием революции. С одной стороны, Гардель, казалось, создавал новое: он отбросил традиционное пышное убранство балета и воспользовался революционной модой на все античное и греческое. Фижмы, напудренные парики, туфли с пряжками, тугие чулки, жесткие ткани, которые оттягивали плечи назад и сковывали затянутый в корсет корпус, – на смену всему этому пришли простые греческие одеяния и сандалии на плоской подошве со шнурками, которые завязывались на лодыжке или на икре. Кроме того, в отличие от непритязательных и легких постановок Максимильена Гарделя, «Телемах
» и «Психея» были (как говорил Пьер Гардель) возвышенным детищем спартанских времен – героическими балетами (ballets héroiques). Старорежимные кокетки и деревенские инженю, созданные Гимар (она мудро ушла из Оперы в мае 1789-го), остались в прошлом. Ведущей балериной Гарделя стала его жена Мари Гардель – ее незапятнанную репутацию праведной и любящей жены и матери постоянно подчеркивали те, кто приветствовал революционное морализаторство. Главные мужские партии в своих балетах Гардель исполнял сам, старательно смягчая при этом свою горделивую благородную осанку, например, сутулился, давая понять, что он – человек из народа, а не вельможа12.С другой стороны, при всей своей классической тональности балеты Гарделя, по большому счету, мало чем отличались от комических опер XVIII века. Публике не составляло труда следить за сюжетом: «Телемах
» был поставлен по мотивам хорошо известного романа Франсуа Фенелона, а «Психея» – пересказ легенды о Купидоне и Психее. Партитуры обоих балетов, как обычно, включали мелодии из других опер и популярных песен, что помогало следить за действием. А чтобы постановки не воспринимались как облегченные, декорации и сценические эффекты создавали впечатление блеска, великолепия и величия, разворачивая на глазах у публики редкие зрелища: рушился дворец, горы и скалистые утесы рассыпались и внезапно падали в океан, загорался корабль, гремели громы, сверкали молнии, фурии и демоны парили над пылающей бездной.Но главное, в балетах Гарделя было много красивых женщин. По его словам, он заметил: публика (которая «всегда справедлива») с бóльшим удовольствием приходит смотреть на женщин, чем на мужчин, и подбирал соответствующие сюжеты – в «Телемахе
» были заняты 32 женщины и всего двое мужчины, причем эффектно наряженные танцовщицы буквально переполняли сцену. В одной сцене, например, Амура (мужчину) осаждали сладострастные полураздетые нимфы: они его обхаживали и ласкали, умоляя потанцевать с ними; в другой – нимфы сами танцевали в безумной вакханалии – «прыгали и вращались» в головокружительных хороводах13. Такое обилие женщин в постановке позволило критику отметить, что это «балет без мужчин».«Телемах
» и «Психея» стали «моментальными снимками» своего времени. Гардель, работавший в период между отживающими идеалами старого режима и суровой спартанской эстетикой революции, предложил раздутую, искаженную форму, с помощью которой старался удержать расползающийся по швам старый балет. Его «героические балеты» скрывали условную водевильную пантомиму под покровом классической значимости, позволяя публике утолить жажду эротической красивости, воркующих нимф и комических трюков под маской высокого искусства. При масштабе и значимости, сопоставимыми с самыми отточенными пантомимами Новерра, эти балеты были вполне сентиментальны, что соотносилось с более легким, мелодраматическим стилем Максимильена Гарделя. И эту смесь из старых форм Пьер Гардель наполнил духом свободы, который революция выпустила на волю; здесь также помогла мода на античность и простоту костюма, позволившая Гарделю раздеть своих нимф, не опасаясь за их репутацию. Публика 1790 года была в восторге, но зрителя 1792-го уже нельзя было обмануть.Весной и летом того года революция вошла в завершающую фазу. В апреле Франция объявила войну Австрии, 10 августа разъяренные толпы самопровозглашенных санкюлотов – обычных людей, которые носили простые штаны, а не вычурные бриджи ненавистных дворян, – штурмовали королевский дворец. Монархия пала. Радикалы захватили власть, эскалация войны угрожала слиться с задачей защиты революции и распространения революционных идей. Поднялась волна патриотизма, а вместе с ней обострилась риторика уравниловки и обличения внутреннего «вероломного врага». Оперный театр ненадолго закрылся в августе, когда король был арестован, а когда открылся вновь (благотворительным спектаклем для вдов и сирот), ставки полностью изменились: от существовавшей при жизни короля свободы действий не осталось и следа. Теперь театр обслуживал революционных солдат и офицеров, бесплатные представления для санкюлотов стали регулярными. В этих обстоятельствах Гардель благоразумно направил свой талант на политические постановки и революционные праздники.