История Бастилии. Четыре века самой зловещей тюрьмы Европы, 1370–1789

По этому миру гугенотам предоставлялась: 1) свобода вероисповедания; 2) многие крепости; 3) особые суды; 4) к наделу герцога Алансонского присоединялись Турень, Берри и Анжу, и с тех пор он принял титул герцога Анжуйского.

Этот мир возбудил во Франции всеобщее неудовольствие, более же всех были недовольны Гизы и их приверженцы.

Мы уже говорили, что Генрих Гиз, командовавший армией в Шампани, просил у короля подкреплений, но не получил их.

Он негодовал по этому поводу, но тем не менее оставался на своем посту и постоянно поддерживал связь со своими приверженцами и братом-кардиналом, остававшимся в Париже. Они сообщали ему обо всем, что там происходило. Когда же он узнал о заключении мира с гугенотами, о котором мы сейчас говорили, в высшей степени разгневанный, покинул свой пост и явился в Париж. С того времени его честолюбие не знало пределов, и при этом в нем было столь же сильно желание отомстить.

В доме брата его, кардинала, состоялось совещание, на котором присутствовали, кроме герцога Генриха Гиза, брат их – герцог Майенский, Розьер и Леклерк.

Все эти лица собрались ночью, и результаты этого совещания были весьма важны, а потому считаем нужным подробнее рассказать о нем. Все были согласны, что необходимо действовать, но требовалось установить, как именно.

Розьер говорил, что нужно продолжать памфлеты, что они сначала обнаруживают смешную сторону, а потом возбуждают презрение и, наконец, ненависть. Кардинал был того мнения, что следует нападать открыто и пользоваться всяким средством нападения. При этом он сказал, что есть одно оружие, столь же страшное, как и святое, которое король оставляет в их руках, а именно: право защищать религию. Так как король не в силах этого сделать, сказал он, то соединимся, составим лигу, поднимем, как и прежде, знамя креста, выступим с воззванием к соседним народам и к святому отцу-папе, выберем начальников и двинемся. Это будет не бунт, продолжал он, а крестовый поход. В прежние времена предпринимались крестовые походы для освобождения Святой земли от неверных, предпримем крестовый поход теперь, чтобы избавить Францию от ереси. Это будет смертельным ударом для Генриха III.

«Вы нам предлагаете Священную лигу, которую задумал наш дядя, кардинал Лотарингский», – с живостью сказал Генрих Гиз. Кардинал отвечал: «Да, ту Священную лигу, основы которой были им выработаны и представлены Триентскому собору и этим собором одобрены». К этому кардинал прибавил, что их отец должен был возглавить эту лигу, но преждевременная смерть остановила его великие предначертания.

Затем кардинал напомнил своему брату о предсмертных словах их дяди о том, что отец их должен был быть главой лиги и теперь он, Генрих де Гиз, должен его заменить в этом деле, и советовал ему, если только он чувствует себя на высоте своего призвания, объявить себя главой лиги, тогда Лотарингский дом приобретет то значение, которое должен иметь, и что дядя их перед смертью вручил им ящичек, в котором находятся бумаги, относящиеся к этому делу.

«Теперь, Генрих Гиз, – сказал кардинал, – вы глава Лотарингского дома: чувствуете ли вы себя в силах быть главою лиги?» – «Да!» – с живостью воскликнул герцог.

Затем они стали совещаться о плане действий, и кардинал заявил, что испанский король присоединится к лиге и в случае необходимости пошлет на помощь ей армию и что шесть тысяч парижан готовы подписать акт своего присоединения. На это Гиз заметил, что Филиппу II нельзя доверять, так как он при помощи лиги надеется раздробить Францию, развязать в ней междоусобную войну и упразднить престол.

Несмотря на это, Гиз согласился вступить в союз с испанским королем, «так как, – сказал он, – его намерения мне известны, а потому я сумею ему противодействовать, а это союзник, который может многим из нас напустить пыли в глаза».

Относительно шести тысяч парижан Гиз заметил, что было бы в высшей степени рискованно, если бы лига начала свои действия с Парижа, так как это возбудило бы подозрения короля и Екатерины Медичи и дело могло бы быть подавлено в самом зародыше. Он доказывал, что лига должна начать свои действия в провинции, и оттуда постепенно надвигаться на Париж и мало-помалу совершенно его окружить. С этим согласились. Тогда Генрих Гиз сказал, что для этого нужно бы временно назначить главой лиги кого-нибудь другого, человека, живущего в одной из отдаленных провинций, но влиятельного по своему происхождению и положению и который со временем согласился бы передать ему, Генриху Гизу, командование. При этом Гиз указал на некоего д’Юмьера, губернатора Перонни. Это предложение тоже было одобрено, и решено было послать к д’Юмьеру уполномоченного для совещания. Дабы всякий присоединяющийся к лиге мог без страха подписать акт своего присоединения и чтобы, совершив это, не рисковал подвергнуться за это наказанию, решено было, чтобы этот акт вменял в обязанность повиноваться Генриху III и быть ему верным.

Само собой разумеется, что этим они хотели только скрыть свои действительные замыслы.