История Бастилии. Четыре века самой зловещей тюрьмы Европы, 1370–1789

В числе этих злополучных был командор[28] де Жар. У кардинала Ришелье был интимный кружок, состоявший из молодых и красивых женщин. В этом кружке он отдыхал от своих трудов и являлся там любезным и милым хозяином, стараясь забыть, что он духовное лицо и министр. Изо всех персон этого кружка более других выдавалась известная в то время герцогиня де Шеврез. Ришелье горел к ней страстью, а герцогиня была вполне предана королеве Анне Австрийской и, делая вид, что отвечает кардиналу на его любовь, старалась выведать у него государственные тайны и узнать о том, как он намерен действовать относительно королевы. Для достижения этой цели она составила заговор с хранителем печатей де Шатонефом и с командором де Жаром. Последний ее любил, и она действительно отвечала ему на его чувства. Между тем кардинал опасно заболел. Думали, что он уже не встанет, и многие начали составлять честолюбивые планы по случаю ожидаемой ими кончины Ришелье. В особенности неосторожно поступал в этом случае де Шатонеф, подстрекаемый герцогиней де Шеврез, королевой и дамским политическим кружком, о котором мы уже говорили. Как эти дамы, так и Шатонеф неблагоразумными поступками обнаружили свои замыслы. Ришелье же стал поправляться и, узнав о составленном против него заговоре, подписал несколько приказов об изгнании и заключении в тюрьму. Сначала он хотел покарать герцогиню де Шеврез, чтобы унизить ее и принудить обратиться к нему с просьбой о помиловании, но герцогиня была вовремя предупреждена и удалилась в Испанию. Оставались два главных лица, которым он мог отомстить: Шатонеф и де Жар. Первого он заключил в Ангулемский замок, откуда он освободился лишь по смерти Ришелье.

Де Жара постигла ужасная кара. Он был захвачен в тот самый момент, когда собирался отправиться в Испанию. Его заключили в Бастилию, и притом в самую ужасную подземную тюрьму. Это случилось зимой 1633 г. В этом помещении он пробыл одиннадцать месяцев, не выходя из него ни на минуту и не имея ни малейшего облегчения в своих страданиях, как нравственных, так и физических. За это время волосы и ногти его отросли ужасным образом. Платья и белья ему не давали, так что, когда он вышел из тюрьмы, он был почти нагой: рубашки на нем уже не было, а платье почти совершенно сгнило от сырости. При этом его морили голодом. Несмотря на все это, он не лишился энергии. Такое ужасное заключение переносил без жалоб, без ропота и не обращаясь никогда ни с одной просьбой. В присутствии тюремщиков он хранил молчание и держался гордо, ожидая со стоической невозмутимостью развязки всего этого дела. Кардинал назначил для наблюдения за де Жаром известного в то время патера Иосифа, отражения всего злобного, что было в душе Ришелье. Патер Иосиф несколько раз приходил в тюрьму к де Жару, чтобы потом дать кардиналу отчет о страданиях этого узника, но это нисколько не смущало последнего. При виде этой особы де Жар сохранял равнодушие и не произносил ни слова, заранее приготовившись к самому худшему.

Де Жара подкрепляла мысль, что он страдает и умирает ради герцогини, которую любил более всего. Никто с такою твердостью не переносил своего заключения, как де Жар, и это не давало покоя Ришелье. Однажды, когда патер Иосиф давал ему отчет о своем последнем свидании с де Жаром, Ришелье сказал: «Мне надоели все эти проделки. Не может быть, чтобы де Жар был совсем непричастен к заговору, составленному против меня герцогиней де Шеврез и королевой. Достаточно какой-нибудь переписки, письма, одного слова, чтобы его осудить. Имея две строчки, написанные каким-нибудь человеком, можно предать суду самого невинного, потому что, подтасовывая обстоятельства, можно найти в них то, чего ищут».

Потом кардинал сказал: «Командору де Жару должна быть известна вся эта интрига, затеянная королевой Анной Австрийской. Если он не был при этом действующим лицом, то был, по крайней мере, поверенным человеком в этом деле. Мне нужно знать эту интригу, мне нужно разоблачить ее перед королем, который, по-видимому, желает уступить настояниям своей жены против меня. Если мне удастся добыть доказательства или добиться признания, что существует заговор с брюссельскими и испанскими изгнанниками, то мой последний враг – королева – будет побежден. До сих пор я карал де Жара, как моего соперника, а теперь хочу наказать его, как виновного. Понимаешь ли ты?»

Наконец кардинал приказал патеру Иосифу прийти к нему на другой день в 9 часов утра вместе с интендантом[29] Шампани де ла Файма, ознакомившись с делом де Жара, которое он дал своему собеседнику. Приказание это было, конечно, исполнено, и Ришелье после короткого совещания по этому делу, которое де ла Файма понял совершенно, отпустил его, сказав, что ему во что бы то ни стало необходимо добиться признания командора в соучастии с королевой и герцогиней де Шеврез. При этом он уполномочил его действовать по своему усмотрению.