История безбрачия и холостяков

Из слияния этих сектантских теорий вырастает манихейство, которое станет одним из серьезнейших препятствий к дальнейшему распространению христианства и брака. Последователи Мани, персидского ересиарха III века, верят, как и гностики первых веков, в изначальный дуализм: мир был создан злым демиургом, заточившим в материю частичку божественной природы. Частичка божественного света, пребывающая в заточении в каждом мужчине и каждой женщине, переходит от родителей к детям и может высвободиться лишь тогда, когда цепь воспроизведения рода прервется. Самые ярые манихейцы проповедуют полное воздержание, как гностики и маркиониты, но они не требуют его от всех своих последователей, сознавая, что человеческая природа слаба. Те, кто не способен воздержаться от половых сношений, должны применять средства предохранения от продолжения рода. Манихейцы накладывают запрет на брак, основной целью которого является продолжение рода. До сих пор спорным является вопрос, насколько манихейство III–IV веков связано с ересью катаров XII–XIII веков. Во всяком случае, и те и другие строят свое неприятие брака на представлении о том, что злой демиург заточил в теле часть божественного духа. Именно так излагал свои представления катарский пастух XIV века, пожелавший отказаться от брака.[92]

В самых древних апокрифах Нового Завета иногда слышны отголоски былой полемики о браке. Так, например, в Деяниях Павла, составленных около 150 года, апостол (или тот, кто говорит от его имени) проповедует безбрачие и расторгает браки, провозглашая, что счастливы будут лишь те, кто «сохраняют в чистоте тело, ибо они станут вместилищем Бога». Юная Фекла, услышав его проповедь, застыла, потрясенная, «как паук в окне», и отказалась выйти замуж за своего жениха Фамирида. Ревнивые спутники апостола, Демас и Гермоген, стали убеждать отвергнутого юношу, что это учение несет лишь вред: «Он отрывает юношей от женщин, девушек от мужчин, говоря, что воскресение возможно лишь для того, кто не осквернит плоти и соблюдет себя в чистоте». Они же, наоборот, проповедуют, что залогом воскресения будут дети, «коих мы породим». Феклу, как противницу брака, приговорили к сожжению на костре, но костер под ней был погашен чудесным дождем. Тогда ее бросили на растерзание зверям, но и они пощадили ее.[93]

Сходный пример в Деяниях Филиппа: Филипп восхваляет девственность и провозглашает, что женщина, проклявшая свое супружество в отчаянии после смерти сына, вдохновлена Богом.[94]

Восхваление безбрачия и девственности, основанное на истолковании некоторых высказываний Христа и Павла, не нравилось Отцам Церкви. Его нельзя было объявить ересью, так как подтверждение проповедники находили в Писании. Отголосок неудовольствия можно видеть в Деяниях Андрея, созданных, как считается, в III веке.

Этот текст вряд ли вышел из кругов ересиархов, но они черпали в нем примеры и обоснование для своего учения. Один отрывок греческого текста рассказывает о том, как апостол проповедовал безбрачие и отвратил от свадьбы жениха и невесту. Этот отрывок стал лакомым кусочком для присциллиан, выступающих против брака. В послании, приписываемом Титу, пересказывается этот эпизод: «Когда Андрей прибыл на свадьбу, ради славы Божией он расторг союз мужчин и женщин, обрученных друг другу, и учил их жить в святом безбрачии».

То, что еретики использовали этот эпизод, могло бросить тень на Деяния Филиппа, особенно после того, как присциллиане были осуждены, а Присциллиан казнен в 385 году. Но Деяния были очень популярны во всем христианском мире. Тогда эпизод был попросту несколько подслащен. В латинской версии, дошедшей до нас в более поздней обработке Григория Турского (VI век), Андрей протестует против брака между братом и сестрой и уточняет, что он не против брака вообще, так как брак установлен Богом.[95] К этому моменту уже торжествовала иная политика в области брака, закрепленная Блаженным Августином, и Деяния, таким образом, оказались надежно защищены от использования еретиками.

Именно Августин сумел окончательно обрядить брак в христианские одежды. «Три блага», провозглашенные епископом Гиппонским, и сейчас являются основой богословского обоснования брака. Я не буду здесь подробно останавливаться на них.[96] Однако споры первых веков оставили неизгладимый след в истории безбрачия, ибо именно в это время мало-помалу оформилось требование целибата для священников.

Целибат священников: истоки