История безбрачия и холостяков

Таким образом, к нескончаемой цепи телесного воспроизводства добавляется духовная цепь, обеспеченная браком. Рождение сына означает, что однажды он станет жрецом того божества, в которое превратится умерший предок. «Человек рождался жрецом, умирал божеством, но для этого надо было родиться в освещенном религией браке. […] Остаться холостяком означало добровольно быть проклятым в будущей жизни».[10] При этих условиях кто захочет ломать установленные правила? Основания для брака были слишком существенными, чтобы им можно было пренебречь.

Разумеется, существовали вынужденные холостяки. В животных сообществах есть доминирующие самцы, определяющие правила жизни для всей стаи; возможно, то же самое существовало и в первоначальных человеческих сообществах. Неполноценные, инвалиды, импотенты или недостаточно мощные сексуально, те, кто не испытывает влечения к противоположному полу… С развитием общественных установлений утончаются чувства и появляются новые ценности, серьезным препятствием к обретению пары становятся уродство, чрезмерная робость, бедность. Существовали ли утвержденные запреты на заключение брака? Считается, что Конфуций запрещал вступать в брак пяти категориям девушек: тем, кто не поддерживает порядок в доме, тем, кто не почитает старших, девушкам дурного поведения, девушкам, отмеченным дурными метками или с наследственными болезнями.[11] В некоторых случаях безбрачие считалось законным. Христианское право считает импотенцию серьезным препятствием для заключения брака, но не запретом для супружества. Холостяки — всегда исключение. Безбрачие чаще всего диктуется интересами семьи и связано с нежеланием делить наследственное имущество. Запрет налагается законом или семьей, вынужденное безбрачие — это грустная реальность, пренебрегать существованием которой мы не можем.

Однако нас в большей степени интересует безбрачие добровольное — то, которое предполагает выбор определенного образа жизни и вызывающий или хотя бы осознанный разрыв с общественными устоями. Такое безбрачие может быть порождено самим обществом (целибат священников), а может быть результатом личного выбора, но в любом случае следствием его становится отторжение мужчины или женщины от племени. Если же не общество в целом, не отец семейства склонили человека к безбрачию, то его выбор рассматривается как вызов или даже бунт против общественных установлений, против рода и обязательств по отношению к семье, чье имущество может оказаться выморочным. Вот почему в древних культурах безбрачие порицается.[12]

Тем более значимым оказывается решение остаться холостяком. Человек может отказаться от своего основного общественного долга, если им владеет чувство еще более сильное или долг еще более высокий. Возможно, он ищет в жизни более высокий смысл, чем простое самовоспроизводство. Будда Шакьямуни, прежде чем стать аскетом, выполнил свой долг и зачал сына, но уход от мира может освободить человека от обычных мирских обязательств. В «Махабхарате» рассказывается, как отец просит сына жениться и основать семью до того, как он уйдет от мира. Но юноша отказывается, говоря о тщетности жизни как таковой.[13] Здесь мы видим столкновение двух систем ценностей, попытку свободно выбрать такой образ жизни, который не противоречил бы собственному жизненному идеалу. И за этим стоит новый тип мышления, порождающий способность к оценке и переоценке общепринятых ценностей. Такое мышление, религиозное или философское, может возникнуть только в обществе, достаточно развитом культурно. Таким образом, отказ от брака — это факт культуры в еще большей степени, чем сам брак.

Культурное наследие: персы

«В мирном уединении Фарнакии» в I веке до н. э. сестры понтийского царя Митридата, Роксана и Статира, жили незамужними, хотя уже достигли сорокалетнего возраста. Они жили в женских покоях царя вместе с двумя его женами — Береникой из Хиоса и Монимой из Милета. Пример милетянки особенно красноречиво свидетельствовал о превратностях супружества. Монима была наделена необычайной красотой и отказывала в любви Митридату, хотя он и осыпал ее подарками. Наконец он прислал ей царскую диадему и брачный договор по всей форме, она сдалась «и с тех пор жила несчастливо и проклинала свою красоту, из-за которой обрела вместо мужа хозяина, а вместо своего дома и хозяйства — заточение под охраной варварских солдат».

Это маленькое замечание дает представление о том, чем оказались женские покои понтийского царя для милетянки, воспитанной в относительной свободе греческих колоний Ионии. Быть может, сестры царя боялись, что если они выйдут замуж за какого-нибудь чужеземного принца, то окажутся в таком же заточении, далеко от дома.