История безбрачия и холостяков

В мире, где общество признает право на сексуальную свободу за мужчиной и отказывает в том же женщине, самым страшным бедствием для сладострастной девушки оказывается встреча с себе подобным мужчиной, например таким как Линьер, который умело манипулировал девушками, обещая жениться, то есть заключить брачный контракт, а потом бросал их. Он цинично признавал, что «честность» его заключалась в том, чтобы не заводить больше трех любовниц одновременно.[259]

Если женщина оставалась до старости незамужней, это означало, что ее никто не захотел или что ее хотели все. Если она не куртизанка, то она убогая. И выражения того времени подчеркивают это достаточно жестоко. Искать мужа — это «заколоть за ухо букет», подобно тому, как украшают быка, когда его ведут продавать. Для мадам де Севинье мужа «ловят на крючок», как рыбу, или на него «кладут подушечку», как на стул, чтобы удобней было сидеть. Та, кто возвращается с «рыбалки» ни с чем, выглядит жалко. Ее называют «перезревшей», как овощ. Сен-Симон, например, так пишет о старшей дочери Круасси: «Она уже совсем перезрела и очень уродлива». Жан Ришар (1638–1719) дает неожиданное сравнение: «Она пьянит, как слишком спелый финик». Если девушка отказала многим достойным женихам, но так и не нашла хорошую партию, на нее «снизились расценки». Именно такую разборчивую невесту имел в виду Лафонтен в басне о цапле, которая отвергла самую лучшую рыбу, а теперь довольствуется червяком.

В этой басне, которая называется иногда «Цапля», а иногда «Девушка», муж представляется такой же насущной потребностью, как рыба для цапли. Надо ли говорить, что эта потребность, сравнимая с голодом, носит чисто сексуальный характер? Концепция женской ненасытности восходит к средневековым медицинским представлениям об организме женщины: внутри ее тела расположена матка, подобная маленькому зверьку, и она кричит от голода всякий раз, как не получает своей порции мужской жидкости. Баснописец, как и большинство его современников, не представляет, что женщина способна обходиться без мужчины: природа обделила женщину в том, что ей может дать мужчина. Теория недостатка и восполняемости долго будет ведущей в размышлениях о женском безбрачии. Что же касается червяка, то психоаналитик несомненно увидит здесь соответствующий символ.

Червяк может даже и не принимать человеческую форму. Аббат Рео, брат Таллемана де Рео, рассказывает, как некая старая дева призналась ему со смущением: «Я думаю, что выйду замуж лишь на небесах». «Не знаю, кого из святых вы выберете себе в мужья, — сказал аббат, — быть может, святого Аливерго». Таллеман де Рео уточняет, что именем этого святого, умершего «с напряженным членом», с XV века называли жезл фаллической формы.[260]

В добропорядочном обществе не девушка выходила замуж, а родители выдавали ее замуж. Оказавшись без покровителя, она как бы впадала в немилость у судьбы и не могла ни на что надеяться. Сестра барона Прессена, дворянина из Дофине, была «хромой и плохо сложенной». Она долго надеялась выйти замуж, но через три месяца после смерти брата решила «выйти замуж за Господа, так как он не столь придирчиво ее осматривает».[261] Иногда девушку толкает к замужеству «некоторое желание», как пишет Лафонтен. Фюретьер дает неприглядный портрет старой девы, поклявшейся, что выйдет замуж лишь за того, кто овладеет ею перед судом. Старая дева всегда «сухая и тощая от непрестанной заботы о своем бедственном положении», и она проявляет активность, необычную для своего пола. «Ее целомудрие — часто вынужденная добродетель, ибо она никогда не могла прийти с кем-либо к согласию».[262] От ужаса стать старой девой многие становились куртизанками.

Секта холостяков

Мы в Париже 1670 года в кабачке на Медвежьей улице. Здесь собрались несколько знатных молодых людей и «напиваются как свиньи». Из окна виден рынок подержанных вещей. Среди молодых людей — Гастон-Жан-Батист-Антуан де Роклор, маркиз де Биран. Они предаются непристойным забавам, и тут раздается крик — это некий молодой человек очнулся и увидел, что ему отрезали мужские органы и положили в корзинку рядом с ним. Таким было кровавое завершение дебоша молодых распутников, проведших день, по выражению Франсуа Вийона, «в тавернах и девках».

Однако на этот раз они зашли слишком далеко. Слух о происшествии может дойти до ушей короля, который и так считает, что поведение этих молодых людей позорит их громкие имена. Для того чтобы избежать судебного разбирательства, они и собираются для тайных дебошей в маленьких невзрачных кабачках вроде того, что стоит на Медвежьей улице. Но как воспрепятствовать слухам? «Для того чтобы не навлечь гнев короля, они решили принести присягу и потребовать подобной присяги от всех, кто вступит в их братство, — не иметь более дела с женщинами. Они считали, что король узнал об их проделках от некой дамы, с которой был близок один из них, — он-то и разболтал ей свои секреты».