Как раз в это время — и это не случайно — во Франции появляется система обращения к женщинам, позволяющая отделить замужних от незамужних. Изначально обращения «мадам» и «мадмуазель» применялись только по отношению к знатным женщинам. «Дама» в слове «мадам» происходит от domina — «госпожа» и означает владелицу поместий или жену владельца. «Мадмуазель» — уменьшительное от этого слова, и постепенно его начинают применять к знатной женщине, вышедшей замуж за мещанина. Жорж Данден — герой комедии Мольера, крестьянин, решивший повысить свой социальный статус, женится на дочери мелкого землевладельца. С первой реплики он жалуется: «До чего же непростое это дело, жена — мадмуазель». Однако во времена Мольера слово «мадмуазель» могло обозначать и знатную женщину без титула, и жену мещанина. В театральных программках жена Мольера значится как «мадмуазель Мольер». В XVII веке это слово еще никак не связано с замужеством, оно определяет сословную принадлежность. Расин в письмах к сестре называет ее «мадам» до замужества и «мадмуазель» после того, как она вышла замуж за простолюдина Антуана Ривьера.[248]
До XIX века слово «мадмуазель» могло обозначать молодую девушку из почтенной семьи, дворянку или мещанку, вне зависимости от того, замужем она или нет. Однако с XVII века параллельно появляется и другое словоупотребление, отличающее замужнюю «мадам» от незамужней «мадмуазель», зафиксированное, в частности, в 1690 году в словаре Фюретьера: «„Мадмуазель“ говорится сейчас о любых девушках, если они не замужем». Однако сословный привкус слова все еще ощущается, и Фюретьер добавляет к приведенному выше: «…если они не крестьянки и не дочери ремесленников».
Дальнейшая эволюция понятия весьма красноречива: мало-помалу некогда лестное для незамужней девушки обращение превратилось в оскорбительное по отношению к незамужним женщинам в возрасте. Его не используют перед обозначением звания или должности, и еще недавно двойное лицемерие предписывало обращаться к незамужней женщине-преподавателю «мадам учитель». Как только девушки достигают определенного возраста, к ним обращаются «мадам», если только они не требуют обратного.[249]
Актриса Арлетти прославилась тем, что до преклонных лет требовала называть ее «мадмуазель».Даже бумага не любит слова «мадмуазель»: по правилам в письмах обращение «мадмуазель» к незамужней женщине возможно лишь в том случае, если она старшая или единственная дочь в семье. К младшей из нескольких дочерей принято обращаться просто по имени.[250]
Она вошла в историю Великого Столетия под именем Нинон де Ланкло. Ее настоящее имя Анна де Ланкло, родилась она скорее всего в 1623 году.[251]
Отцом ее был мелкий дворянин Анри де Ланкло, бретер и развратник; когда девочке исполнилось 9 лет, он, совершив преступление, бежал из Франции. Она выросла в кругу вольнодумцев, ни в чем не ограниченная воспитанием, и в 13 лет обнаружила, что «все религиозные наставления лишь плод воображения, и в них нет ничего серьезного». XVIII век пытался увидеть в ней философа, проникнутого идеями Просвещения; думать так было бы преувеличением. Однако когда Нинон взяла в руки бразды правления собственной жизнью, она решила «взглянуть на жизнь философски» и читать только Монтеня. Возможно, ее ожидала участь, подобная участи Мари де Гурне.Однако Нинон была бедной девушкой. Мать воспитывала ее одна и умерла, не оставив завещания, а значит, и хоть какого-то имущества, какое можно было наследовать. У Нинон был некоторый музыкальный талант, она стала танцевать и играть на лютне для дам-соседок.
Поскольку отец ее был дворянином, ее попытались выдать замуж. Был найден жених — Шарль-Клод де Бомон, сьер Сент-Этьен. Казалось, что брак состоится непременно, и мадам де Ланкло позволила жениху свободно проводить время с невестой. Дело кончилось тем, что девушка оказалась «испорченной». Такое случалось нередко, девушка «потеряла честь», даже не заметив этого. Но ситуация усугубилась, когда мать стала торговать обесчещенной дочерью. Советник Жан Кулон, женатый человек, по выражению Таллемана де Рео, «заключил с матерью договор». Когда жена советника узнала об измене мужа, разразился скандал. Скрыть очевидное было невозможно, и советник открыто взял Нинон на содержание. Так началась для нее жизнь куртизанки.
Она ни в чем не нуждалась, ее осыпали льстивыми речами, ее уважали, что случается нечасто. Она умела правильно распорядиться своими сердечными делами. «Нинон зарабатывала на жизнь, ложась в постель, но она не ложилась ради заработка».[252]
Ее мужчины делились на «плательщиков», с которыми она не слишком церемонилась, «мучеников»-воздыхателей, которым она не собиралась дарить любовь, и «любимчиков», от которых она даже не требовала денег: к ним принадлежал, например, Анри де Севинье, муж «божественной маркизы» де Севинье. Если Нинон отказывала поклоннику в любви, она могла вернуть ему дом, который он перед этим ей подарил. Такое бескорыстие вызывало уважение к ней.