Во время Второй империи заметно упала рождаемость и общественное мнение опять стало высказываться против безбрачия военных. В 1867 году Леон Ле Фор утверждал, что 80 тысяч солдат, «насильно оставшихся в холостяках», хоть и женились, но слишком поздно, и от того имеют гораздо меньше детей, чем могли бы. По его мнению, увеличение численности армии за последние 40 лет привело не только к еще большему увеличению среднего возраста вступления в брак, достигшего 30 лет, но и к вырождению нации. В возрасте, наиболее благоприятном для зачатия детей, мужчины уходят в армию, а женятся или совсем молодые юнцы, неспособные еще породить крепких детей, или старые солдаты, зараженные опасными болезнями.[301]
Кроме того, слишком долгий срок службы приводит к тому, что, вернувшись домой, молодой человек с трудом привыкает к гражданской жизни. Демобилизованный солдат редко возвращается к тому делу, каким занимался до призыва, предпочитая за деньги опять наняться вместо кого-либо в армию. «Так мы получаем ни к чему не пригодных холостяков».[302] Что же касается офицеров, то «частая смена гарнизонов, драконовский устав» заставляют отложить вступление в брак до отставки. Во время службы офицер или «становится усердным посетителем борделей», или «сожительствует с какой-нибудь женщиной до тех пор, пока связь не становится слишком явной».[303] Мрачная картина, нарисованная Ле Фором, отчасти объясняет, почему в XIX веке на холостяков налагаются существенные штрафы и налоги.Ситуация еще более усугубляется, когда через три года французская армия в противостоянии с прусской терпит поражение. Женатые солдаты разбили холостых солдат! «Наши правители, наши законодатели вообразили, что насильственное безбрачие усилит могущество французской армии». И вот Пруссия показала, что женатые мужчины «могут сражаться и блюсти дисциплину не хуже, а то и лучше, чем холостые».[304]
Действительно, в Пруссии к 1870 году сохранилась система, введенная при Фридрихе: два года безбрачия во время обучения военному делу и возможность жениться для тех, кто находится в резерве. И снова одним из доводов выступает угроза вырождения нации: девушки вынуждены выходить замуж или за тех, кто не годен к службе, или за престарелых, зараженных венерическими болезнями демобилизованных солдат. Разумеется, нельзя отменить военную службу, так как это ослабит Францию в непростое для нее время. Но почему бы не сократить срок пребывания в армии за счет усиления спортивной подготовки учеников школ и лицеев, тогда при обучении призывников не придется тратить время на то, чтобы привести их в соответствующую физическую форму?[305]
Для других более актуальны соображения реванша: немецкие солдаты, завоевавшие в 1870 году Францию, были женаты. «Почему бы и французам не перенять их опыт, чтобы быть такими же сильными, когда наступит час реванша?»[306]
Эти призывы были услышаны. По закону 1882 года вводится новый принцип жеребьевки: счастливые номера предполагают год службы, а несчастливые — пять; в 1889 году срок службы по несчастливым номерам сократится до трех лет, а в 1905 году вводится всеобщая воинская повинность с гибкой системой варьирования срока службы.[307]
Отныне служба в армии лишь ненадолго откладывает реализацию намерения жениться, кроме того, всеобщий характер службы делает всех в равной степени достойными женихами.СОВРЕМЕННЫЙ ХОЛОСТЯК
«В будущем мужчина станет женщиной», — поется в песне Арагона 1963 года. Тогда такое пророчество не выглядело странным: изменение роли женщины во всех областях общественной жизни наложило отпечаток на умонастроения XX века. Не прошло оно бесследно и для истории безбрачия. До XX века образ холостяка, чаще всего негативный, был принципиально разным для мужчин и для женщин. Одинокий мужчина виделся активным, хотя и эгоистичным человеком (распутник, денди, старый холостяк); одинокая женщина — пассивная и иссохшая (старая дева). Но вновь принятый закон о разводе (1884), расширение круга профессий, куда женщинам был открыт доступ, наконец, сложившийся образ достойной и благородной одинокой вдовы (причем молодой вдовы), потерявшей мужа на войне, — все это мало-помалу привело к переоценке роли одинокой женщины в обществе. Можно считать, что между Флоренс Найтингейл и Бриджит Джонс пролегает пропасть, но можно увидеть здесь и преемственность.
На двери ее кабинета было написано просто «Мадмуазель», и так ее и звали; иногда — по образцу двоюродной сестры Людовика XIV и в знак признания ее заслуг как покровительницы художников — ее называли «Великая Мадмуазель». Речь идет о Габриэль Шанель (1883–1971), которой Этьен Бальзан дал прозвище Коко, о той, что стала самой знаменитой незамужней женщиной своего века.