Со времени правления Людовика IX Святого во Франции начался процесс сокращения могущества отдельных феодальных сеньоров за счет усиления власти короля. Постепенно для того, чтобы вершить правосудие, стало недостаточно короля и пэров, и при дворе появились специалисты в области права, которых называли «магистры двора». Именно из них со временем сложился парламент. Профессионализация судебной власти завершилась к XIV веку, на смену пэрам в судах пришли советники парламента, хотя король и некоторые принцы имели право заседать в нем. Однако существовало светское и церковное право, и поначалу в парламенте заседали и миряне, и лица духовного звания, причем их было поровну. Но существование независимого церковного суда привело к тому, что надобность в советниках парламента — клириках стала отпадать, а количество их начало сокращаться, и места, предназначенные для советников духовного звания, все чаще занимали миряне. Тем не менее возможно, что в сознании людей членство в парламенте было по-прежнему сопряжено с духовным званием, а значит, и с безбрачием.[290]
Насколько это представление соответствовало реальности, сказать трудно. По биографиям парламентариев можно определить, что они были женаты, раз упоминается жена, но отсутствие упоминания о ней, равно как и о детях, еще не может быть достаточным доказательством того, что тот или иной человек холост. Депутаты Генеральных Штатов, созванных в 1789 году, по большей части были женаты. Известны, однако, имена некоторых депутатов-холостяков, таких как нормандец Жан-Батист Флери (1734–1804). Он не был женат, имел неплохую карьеру за плечами: был парламентским адвокатом, советником-председателем соляного амбара в Арфлере и королевским прокурором в округе Монтивилье. За два года, что длился его мандат депутата, он стал мировым судьей в кантоне Монтивилье, но так и не женился. Холостяком был и знаменитый кулинар Брийа-Саварен (1755–1826). Он работал в городской магистратуре, некоторое время был представителем от третьего сословия и лишь перед самой смертью опубликовал прославившую его книгу «Физиология вкуса».Однако королевская служба не ограничивалась парламентом, и бескорыстие не было основным мотивом для того, чтобы не вступать в брак. Мы уже говорили о том, как герои, подобные Эреку, не желали приносить брак в жертву своей репутации доблестного рыцаря. Королевский двор, такой, например, как Версальский, мог загубить самую блестящую репутацию и самые честолюбивые намерения, поэтому многие не рисковали ввязываться в брачный союз из страха, что он может помешать придворной карьере. Вот что пишет Лабрюйер, знаток придворных нравов XVIII века: «Свободный мужчина, без жены, имея некоторый ум и смекалку, может возвыситься над своим положением, войти в светское общество и сравняться с самыми знатными людьми. Однако если он женат, сделать это существенно труднее: брак расставляет всех людей по их чинам».[291]
Старый довод, где «свобода» и «безбрачие» являются синонимами. Еще в античности так обосновывалась необходимость безбрачия для философов, в Средние века — для клириков, в XIX веке — для школьных учителей и учительниц (этих славных солдат Республики). В XX веке подобная идея стала мила некоторым управляющим больших предприятий по отношению к своим сотрудникам. Нельзя служить двум господам сразу, и великие дела, как и великие армии, словно ревнивые супруги, следят за теми, кто им служит.Интересно, что идея безбрачия оказалась связана с двумя противоположными устремлениями: к крайнему эгоизму и к крайней самоотверженности.
Шарль-Огюст де Ла Фар (1644–1712) был отпрыском благородной семьи; он был представлен ко двору в 1662 году, но через два года по непонятным причинам впал в немилость. В таких случаях лучшим выходом оказывалась военная карьера.