Читаем История безбрачия и холостяков полностью

Писатели, привыкшие видеть суть проблемы изнутри, почувствовали это. Через некоторое время после спора в «Энциклопедическом журнале», 20 сентября 1775 года, театр «Комеди Франсез» поставил пьесу Клода Жозефа Дора «Холостяк» — комедию в стихах в пяти актах. Главный герой комедии, Тервиль, не принадлежит к тем сухарям, что предпочитают браку уединение. Он влюблен, но боится «скуки», «отвращения» к жене, которое может возникнуть в браке; «Как можно рисковать взять в жены ту, что любишь?» Друзья пытаются переубедить его. Старый холостяк Сенжеран, который страшится одинокой старости, пытается уговорить Тервиля: если брак — обуза в молодости, то холостая жизнь — обуза в старости. Обнажена истинная язва — не безбрачие, а браки по расчету.[286] Тервиля убеждают не размышления философов — они, наоборот, внушали ему отвращение к браку, а то, что его брак совершается по любви. Так вопрос о безбрачии превращается в вопрос о браке: бесполезно убеждать того, кто страшится брака, — надо заставить его влюбиться, а чтобы бороться с безбрачием, надо реформировать брак.

На службе у короля

«У меня два сына. И оба — безумцы. Один безумно набожен, другой безумно увлечен стихами и театром». Один воспитывался у янсенистов, другой — у иезуитов. Первый связал свою жизнь с вычислениями, второй — со словесностью. Первый умер в том же доме, где и родился, в Париже, с видом на Сен-Шапель из окна. Второй всю жизнь переезжал с места на место. Первого звали Арман, второго — Франсуа, фамилия их отца была Аруэ. Франсуа прославился под именем Вольтера. Оба остались на всю жизнь холостяками.

Для потомков Арман Аруэ стал «братом Вольтера», но поначалу Франсуа, поэт, воспринимался всего лишь как брат «сборщика пошлин из счетной палаты». Арман был чиновником высокого ранга, унаследовавшим от отца должность и рабочее помещение в королевском дворце. Он выигрывал при сравнении с младшим, непутевым и почти лишенным наследства Франсуа, и вопрос о том, чья жизнь удалась больше, казался решенным. После смерти отца братья стали заклятыми врагами из-за завещания, по которому к старшему доля наследства отходила целиком, а младший мог получить свою только после рождения детей. Даже религиозные убеждения братьев были противоположны: воспитанник иезуитов стал убежденным скептиком, а воспитанник янсенистов проникся фанатичным благочестием. Франсуа писал пьесу «Магомет, или Фанатизм», а Арман принимал в это время в своем рабочем кабинете представителей запрещенной королем секты конвульсионеров из Сан-Медара.

Арман умер холостяком и, не имея прямых наследников, позаботился о том, чтобы Вольтеру не досталось ничего из семейного состояния. Он отдал распоряжение перевести после его смерти все движимое имущество в недвижимое, так чтобы брат мог получить лишь право пользования своей частью наследства. Арман умер в 1745 году в возрасте 60 лет; умирающий лежал один в комнате, окна которой выходили на Сен-Шапель, а в прихожей Вольтер спорил по каким-то вопросам богословия со священником, пришедшим дать умирающему последнее напутствие.[287]

Чиновники высокого ранга и те, кто работал в городской администрации, не были обязаны оставаться холостяками. Отец братьев Аруэ, занимавший тот же пост, что и Арман, был женат. Однако создается впечатление, что холостяков среди «людей в мантиях» — судей и городских должностных лиц — было немало, во всяком случае, часто встречаются рассуждения о том, что холостая жизнь подобает им более, чем семейная. Доводы приводятся традиционные: как может человек, на котором лежит забота о семье, полностью отдаться заботе о других (а именно это вменялось в обязанность судейским и административным чиновникам)? «Можно ли порицать достойных граждан, на плечи которых легла ответственность за сохранение порядка и благополучие народа, если они полностью отдаются своему делу и ради наилучшего служения ему отказываются от мелких радостей и забот, неотделимых от обустройства собственного семейного очага?»[288] Здесь мы видим опровержение расхожего представления: «холостяк — это эгоист». Наоборот, в заботе о других он не имеет возможности позаботиться о себе.

Холостая жизнь — разумеется, если она целомудренная и добродетельная, — становится знаком бескорыстия и готовит человека к служению на благо Справедливости: «Мужчина, что проводит жизнь в безбрачии, будет самоотверженно сражаться за короля, ибо он не отягчен любовью к женщине или заботой о детях, и единственная его цель — бороться с врагами во славу Государя и отечества. Если же это человек мантии, он более расположен поддерживать справедливость, ибо может воздавать ее всем по заслугам; он не отягчен корыстью».[289]

Откуда возникла в сознании взаимосвязь между службой в городском управлении и безбрачием? Быть может, она пришла из тех времен, когда знатоками права были клирики? Парижский парламент вплоть до революции сохранил некоторые следы ушедшей эпохи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука