История безбрачия и холостяков

В Англии моралисты тоже были обеспокоены демографическим спадом. Доктор Томас Шорт (ок. 1690–1772), шотландский врач, предлагает вернуться к древнеримской системе и накладывать на холостяков налоги, которые могут быть использованы в пользу бедняков, вступающих в брак, «так как могущество и слава короля зависят от многочисленности подданных, а процветание торговли и сельского хозяйства основано на деятельности граждан, в то время как безбрачие, разгул, адюльтер, склонность к бесстыдным удовольствиям должны быть порицаемы во всех классах общества. Холостяки должны быть обложены налогом (деньги от налога могут быть использованы, чтобы облегчить жизнь нуждающимся семейным парам). Развратники должны быть призваны в армию, если в этом есть нужда, или же сосланы на плантации. Наказание за адюльтер должно быть очень строгим, вплоть до смертной казни, как это принято в некоторых языческих или христианских странах».[276]

Сходные идеи высказывал и Джозеф Таунсенд (1739–1810), геолог и пастор, который в 1787 году предложил, чтобы при каждом приходе в обязательном порядке создавались общества благотворительности и холостяки были бы обязаны делать гораздо большие, чем отцы семейств, взносы в кассу общества. Он предлагал взимать с холостяков на благотворительные цели четвертую часть их доходов, а с родителей четырех детей — только тридцатую часть.[277]

Во Франции в 1765 году аббат Тома-Жан Пишон (1731–1812), каноник церкви Сен-Шапель в Мане, предлагает ввести подобный дифференцированный налог на холостяков и видит в нем «дань терпимости». По его мнению, налог для высших классов должен быть выше, чем для простолюдинов, так как холостяки из высших сословий более виноваты перед государством, которое они лишают возможности обрести новых граждан: «Сын лакея составляет меньшую ценность для государства, чем сын знаменитого офицера или умелого государственного деятеля». Далее он предлагает разделить население на шесть групп по доходам и составляет соответствующую таблицу. По его расчетам, собранный налог должен составлять около 5 миллионов ливров, и эти деньги можно было бы использовать в виде помощи многодетным матерям и отцам.[278]

Безбрачие и преступники

Жан-Доминик Картуш (1693–1721), сын бочара с улицы Понт-о-Шу в Париже, не чувствовал призвания к ремеслу отца. В 17 лет в Руане он соблазнил цыганку и последовал за ее семьей. Потом он вернулся к отцу в Париж, но слишком очевидно предпочитал ремеслу бочара ремесло карманника. Отец донес на него, и Жан-Доминик снова бежал из дома.

Он прошел через все занятия холостяка: служил в армии, потом лакеем у знатного сеньора, был бродягой. Он обзавелся собственным лакеем, который быстро перенял его привычки и стал таким же беззаботным любителем вина и женщин, как и его хозяин. Картуш столкнулся с бандой разбойников, пошел с ними, соблазнил дочь главаря и вскоре сам стал главарем. К этому моменту ему было 24 года, он обрел известность, и четыре года имя его гремело по всей Франции.

Банда Картуша стала первой бандой во Франции, где дело было организовано так хорошо, поставлено на такую широкую ногу. В ней состояли около 800 воров, сообщников и перекупщиков краденого; затем 362 человека были арестованы и осуждены, а Картуш ушел в подполье. За его голову была обещана награда; разумеется, он не мог жениться, да и не желал, так как привык искать удовольствий там, куда его забросит судьба. Он не успел сменить свои взгляды на жизнь, поскольку в 28 лет его жизненный путь окончился. Его арестовали, пытали и колесовали на Гревской площади в Париже. Имя Картуша быстро обросло легендами, в нем видели принца воров и принца разбитых сердец, и молва приписывала ему различные галантные похождения.[279]

«Чем больше у вас женатых людей, тем меньше преступников. Посмотрите в уголовных делах: на сотню повешенных или колесованных холостяков приходится только один казненный отец семейства».

«Брак делает человека благоразумным и добродетельным. Подчас отца семейства, решившегося на преступление, останавливает жена, ибо ее кровь не так разгорячена, как у него, она мягче и нежнее мужа, она страшится грабежей и убийств, она более набожна».

«Отец семейства не хочет краснеть перед детьми. Он боится оставить им в наследство позор на имени».

Эти мнения приведены Вольтером — знаменитым холостяком — в его «Философском словаре» (1764) в статье «Брак». Они вложены в уста анонимного «рассудительного человека». Для второй половины XVIII века стала характерна перемена причины и следствия: холостая жизнь не рождается из порока, а сама порождает порок. Теперь уже холостяк — это не просто эгоист, который хочет бежать от семейных обязательств и предаваться собственным удовольствиям. Холостая жизнь превратилась в знак испорченной натуры, холостяк создает беспорядок в обществе, ячейкой которого является семья. Холостяк — это что-то вроде вредоносной клетки в организме, способной, говоря современным языком, вызвать рак в обществе.