История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле^{76}, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.

Еккл 9:10

По сути, это пародия на учительную книгу. Она подрывает все устои премудрости. Почти все библеисты полагают, что она написана в эллинистический период — отчасти оттого, что в ней есть признаки позднего иврита, – а если это так, то она могла кое-что заимствовать и у греческого скептицизма. Ее называют словами «сына Давидова» (Еккл 1:1), и обычно это воспринимали в том смысле, что она (как и Книга Притчей) притязает на право считаться творением Соломона, – но, возможно, здесь просто речь о царе из рода Давида. И равно так же, как Книга Иова заключает мудрость своих изречений в границы повествований — пролог и эпилог — Книга Екклесиаста содержит ряд очень кратких историй, призванных показать, отчего дела человеческие пошли столь плохо и не имеют конечного смысла:

Вот еще какую мудрость видел я под солнцем, и она показалась мне важною: город небольшой, и людей в нем немного; к нему подступил великий царь и обложил его и произвел против него большие осадные работы; но в нем нашелся мудрый бедняк, и он спас своею мудростью этот город; и однако же никто не вспоминал об этом бедном человеке. И сказал я: мудрость лучше силы, и однако же мудрость бедняка пренебрегается, и слов его не слушают.

Еккл 9:14–16

Возможно, некоторые из этих историй — или же все — содержат завуалированные отсылки к событиям израильской истории^{77}, но обезличены, чтобы казаться типичным отражением «суеты желаний человеческих»^{78}. Редактор добавил в книгу эпилог, призванный силой ввернуть ее поучения обратно к библейской ортодоксии:

Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо.

Еккл 12:13–14

Почти для всех, кто читает Книгу Екклесиаста в наши дни, этот эпилог слишком запоздал. Ее сомнения уже впечатаны в наш разум — задолго до того, как мы достигнем этой резко диссонирующей посылки. Кажется, автор стремится научить нас одному: довольствуйтесь тем, чего способен достичь род человеческий — и не обрекайте себя, пытаясь понять мир. Как и у Вольтера в Кандиде^{79}, мораль проста: нам следует «возделывать свой сад» и наслаждаться жизнью, которая нам дана, а не пытаться достичь недостижимого.

Так учительная литература не просто устанавливает закон, а вовлекает читателя в диалог о человеческой жизни и ее устроении. Она склонна не к догматизму, а к «открытым финалам». А если в ней и предлагается знание о мире и путях его, то через притчи и мудрые изречения, над которыми предстоит размышлять, а не через суровые диктаты, которые можно только принять — и следовать им беспрекословно. Вероятно, наиболее типичны краткие параграфы в Притч 30, где проводятся аналогии между человеческой жизнью и миром природы, а нас приглашают подумать о них, не делая никаких конкретных и практических выводов:

Вот трое имеют стройную походку,

и четверо стройно выступают:

лев, силач между зверями,

не посторонится ни перед кем;

конь и козел, [предводитель стада,]

и царь среди народа своего.

Притч 30:29–31

Правильно или нет поступает царь, ходя среди народа своего, нам не говорят: это просто наблюдение за миром и жизнью.

Кем были авторы учительных книг? Мы видели: Книга Притчей могла стать творением дворцовых писцов, собиравших и народные изречения, и реплики мудрецов. Но Книга Иова и Книга Екклесиаста кажутся сочинениями отдельных писателей, хотя нам и неизвестны их имена. В каком обществе они жили? Мы не знаем, оно скрыто от нас, и это искушает. Подобные произведения непременно должны были читать и обсуждать на каком-либо фоне, но нам никак не подтвердить существование иудейских философских школ — какие были, скажем, в Древней Греции. Единственное наше свидетельство — это сами тексты.

Олицетворенная мудрость