Литературная пропаганда среди солдат дополнялась живым словом. Большевистские ораторы, не довольствуясь общей пропагандой, проникали в войсковые части, где и вели агитацию. Ловко входили они в доверие к солдатам, осторожно пуская в солдатскую среду свои лозунги и не стесняясь в опровержении возводимых на них молвою обвинений. «…Лгут на большевиков те, кто утверждает, будто они за сепаратный мир! Лгут те, кто утверждает, будто большевики предлагают просто бросить винтовку!» – так восклицал Зиновьев на митинге в Измайловском полку в середине апреля.
Сотни агитаторов и пропагандистов устремились в войска, на фронт, сея смуту…
Следовавшие за Приказом № 1 мероприятия правительства по демократизации армии и флота как нельзя более полно содействовали успеху этой большевистской работы. Противодействие, которое встречали большевики со стороны большинства военного начальства, парализовалось мероприятиями правительства. Сведения о подготовительных работах гучковско-поливановской комиссии тлетворно действовали в армию. 9 мая Временное правительство оказало самую важную услугу большевикам по разрушению армии. Оно опубликовало закон вышеназванной комиссии, известный под именем «Декларация прав солдата»[135]
.Правда, большевиков не удовлетворила полностью объявленная «Декларация», но в результате ее, как выражался генерал Деникин, «армия с удвоенной быстротой покатилась в пропасть». А этого только большевики и добивались.
Большим успехом пользовалась большевистская пропаганда среди матросов Балтийского флота. Особые условия службы флота и своеобразный уклад всей корабельной службы моряков создали и особые отношения между матросами и офицерами, характерной чертой которых являлась исключительно строгая военная дисциплина. Но если во флоте были вполне сознательные команды, понимавшие необходимость исключительной дисциплины их службы, то не меньше было и таких матросов, которые выполняли ее требования механически, не усваивая вполне ее необходимости и приписывая всю тяжесть ее офицерству. Отсюда скрытое недоброжелательство к офицерам-службистам.
Кроме того, личный состав флота, где каждый современный корабль является большой и сложной механической мастерской с множеством самых разнообразных служб – машинной, минной, артиллерийской, водолазной и т. д., и пополнялся квалифицированными рабочими. Это был контингент рабочих с хороших фабрик и заводов со всеми достоинствами и недостатками таковых. Психология военного матроса – психология развитого фабричного рабочего, ушедшего далеко вперед благодаря постоянному общению с наиболее образованным офицерским составом.
Революционная пропаганда всегда гнездилась во флоте; высшее морское начальство в лице морских министров, оберегая честь Андреевского флага, зачастую затушевывало проявления этой пропаганды и тем очень мешало ее полному обнаружению и исследованию. Расплачиваться за эту политику приходилось офицерству.
Революция 1917 года всколыхнула флот сильней, чем армию. Не дожидаясь комиссаров Временного правительства, Балтийский флот демократизировался самостоятельно, смел кровью все нежелательное офицерство, свел счеты с командным составом из нижних чинов, ввел выборное начало ранее всяких деклараций с правами. Агитаторам первых дней революции, которыми в деле первых убийств выдающихся чинов флота руководили немцы, а далее большевикам работать среди флота было легко.
Кронштадт и Гельсингфорс сделались очагами большевистской пропаганды. В Кронштадт устремились большевики «по психологии» – Троцкий и Луначарский. Ораторский талант первого и истерические восхваления толпы второго как нельзя более подходили к настроению матросских масс. Появились и свои вожди во главе с «доктором» Рошалем[136]
, мичманом Ильиным, ставшим товарищем Раскольниковым, матросом Дыбенко.В Кронштадте большевизм настолько привился, что, не довольствуясь своим городом и кораблями, кронштадтские матросы стали посылать особых пропагандистов и агитаторов внутрь страны, по деревням, даже на фронт и в Севастополь. В Кронштадте арестовывают, держат в казематах, судят и убивают, не считаясь ни с какими законами, менее всего обращают внимание на правительство и его кронштадтского комиссара.
В середине мая матросский Кронштадт настолько ушел вперед в своей революционности, что 17 мая Кронштадтский Совет рабочих и солдатских депутатов на заседании вынес резолюцию, согласно которой объявил себя единственной властью в городе и заявил, что по делам государственного порядка он будет вступать в непосредственные отношения с Петроградским Советом.
Считая, что им уже с первых дней революции проведен в Кронштадте принцип выборности по части военной, Совет решил провести его и в области гражданского управления. Комиссар правительства должен немедленно покинуть Кронштадт.
Кронштадтское самоопределение поразило правительство и смутило Исполнительный комитет Петроградского Совета, который принял меры к урегулированию создавшегося конфликта.