Личное знание нового типа о конкретных «примитивных» культурах привело Эванс-Причарда и к новым принципам его сравнения и интерпретации. Что касается сравнения «примитивных» культур с европейской (это сравнение неустранимо в любом варианте проводимого европейцем исследования), то здесь он считал совершенно необходимым соблюдение принципа адекватности сопоставляемых явлений. В своем критическом разборе известной концепции Л. Леви-Брюля он обратил внимание, что последний сравнивал мыслительный процесс профессора логики Сорбонны с известными ему из вторых рук суждениями «дикарей». При этом он отметил, что французскому ученому не мешало бы отдавать себе отчет в том, что научное мышление – это очень специфический вид деятельности, имеющий место только в очень специфических условиях. Те, кто причастен к этому виду деятельности, занимаются им не все время, и когда они мыслят и реагируют на окружающее не в академической ситуации, они нередко поступают вопреки законам профессорской логики. Контраст между «дикарями» и нами значительно преувеличен претензией на то, что мы мыслим по законам формальной логики все время[1209]
. «Леви-Брюль в действительности сравнивал не то, как думают дикари, с тем, как думают европейцы, но систематизированную идеологию культуры дикарей с содержанием индивидуального мышления в Европе»[1210].В созданной Эванс-Причардом знаменитой трилогии о нуэрах
[1211] он, наряду с прочими, ставит две основные «темы» межкультурного дискурса. Первая из них основана на неявном сопоставлении систем хозяйственной деятельности, общественных и семейных институтов. Здесь разница между ментальностью нуэров и европейцев выглядит довольно условной и объясняется научно-социологически разностью экологических, технологических и социальных факторов. Нуэры в своих повседневных делах, в представлении Эванс-Причарда, выглядят не меньшими прагматиками и рационалистами, чем европейцы, просто их рациональность проявляется в другой системе исторически сложившихся значений.Вторая «тема» – отношение человека к священным истинам или к Богу – заставила Эванс-Причарда существенно изменить привычный для антропологии его времени стиль «разговора». Отказавшись от плоского социологического рационализма и полагая, что теология может быть сопоставима только с теологией, он в монографии «Религия нуэров» занял подчеркнуто герменевтическую позицию толкования священных понятий нуэров
и перевода их на язык европейской (христианской) теологии[1212]. В ходе работы над этой книгой он проработал немало богословских трудов, но в качестве основной эвристической модели взял концепцию теолога А. Нигрена об эволюции категории «Божественная любовь» в христианстве. В ходе этой эволюции, по Нигрену, отношение, обозначаемое древнегреческим термином «agape» (самоотверженная, бескорыстная любовь, которой Бог наделяет свои создания), постепенно вытесняет «eros» (платоновская идея мотивированной любви, доминировавшая в эпоху эллинизма)[1213]. Эванс-Причард в понятии языка нуэров «nhok» склонен усматривать и значение, близкое к «agape», а религию этого народа трактовать как теоцентрическую, основанную на идее всемогущего, всеведущего и всеблагого Бога, близкую к религии иудеев Ветхого Завета[1214].Подобная общая квалификация сознания нуэров
может вызвать сомнения и предположения о том, что возникла она в результате наложения на факты из сферы духовной жизни нуэров собственного конфессионального или даже теологического мировоззрения Эванс-Причарда. Мне даже кажется, что сам автор «Религии нуэров» вряд ли стал бы отвергать эти предположения. По этому поводу сам он писал: «Могут сказать, что в описании и интерпретации примитивной религии нет никакой разницы, является ли исследователь агностиком или христианином, иудеем, мусульманином, индуистом или кем-либо еще, но фактически это составляет очень существенную разницу, так как даже в описательном исследовании личная позиция никоим образом не может быть устранена»[1215]. Иными словами, элемент субъективизма сознательно введен в трактовку проблемы. Означает ли этот элемент слабость методологии Эванс-Причарда? Я так не думаю. Скорее – это свидетельство его исследовательской честности и отказа от уже изрядно обветшавшей позитивистской научной мифологемы «объективности», образованной в результате бессознательного превращения идеала объективности в атрибут академической деятельности, ритуально закрепленный в риторике и стилистике научных сочинений.