– Не смотри на меня так.
– Как?
– Как будто я извращенец какой-то.
Я не знала, что на это ответить. Сколько бы я сегодня ни плакала, я все еще злилась на него за то, что раньше мы никогда этого не обсуждали. Может быть, он, как Элли, думал, что я справилась. Может быть, он не выкинул снимки Жасмин, потому что ему нравилось чувствовать себя желанным. Потому что это, наверно, здорово – чувствовать себя желанным.
– Чего? – спросил папа.
– Неужели тебе ни чуточки не польстило, что Жасмин хотела… ну ты понял.
– Ни капли.
– Тогда почему ты не выкинул снимки?
– Послушай, – начал папа. – Мы с твоей мамой были родственными душами. И никогда не любили никого, кроме друг друга. Не то чтобы это тебя касалось, но я никогда в жизни не спал ни с кем, кроме твоей матери. Ни до нее, ни после.
– Ясно, – ответила я. Мне стало грустно: это сколько же папа жил без… ну, без секса? Дарла умерла тринадцать лет назад. Но я понимала его. Когда любимый человек решает уйти из жизни, большая часть тебя уходит вместе с ним. Я не знаю, как еще это объяснить. В четыре года я понимала это. Теперь мне было семнадцать, и я не переставала этого понимать. Близкие забирают тебя за собой.
– Прости, – продолжил папа. – Не хотел тебя смутить. Я просто… я не хочу, чтобы ты думала о нас такие вещи.
– А в чем прикол зуба? – сменила я тему. Лицо папы приняло озадаченное выражение, а потом он улыбнулся:
– Зуб все еще там висит? Ого, а я и забыл о нем.
– Зуб на месте.
– Номер четыре-шесть, – припомнил он, показывая пальцем то место на челюсти, где обычно расположен этот зуб. – Ей его выдрали. – Он нахмурился: – Она больше не была прежней.
– Не была прежней?
– Работа, зуб – все навалилось на нее, как лавина. Она больше не была прежней.
– Думаешь, дело было в этом? – спросила я.
– У нее была депрессия. Я просил ее пойти ко врачу. Она повторяла, что это просто такой период. Что она из него выйдет.
Некоторое время мы сидели тихо.
– Ну, она из него и вышла, – заметила я. Папа пустил слезу. Я за ним раньше такого не замечала, так что присоединилась к нему, поскольку неплохо попрактиковалась в этом чуть раньше. Мы поплакали. Потом мы обнялись. Потом мы высморкались, и папа протрубил носом, как трубил каждый раз, когда сморкался, и этот звук взбесил меня так же, как бесил каждый раз. Потом мы посмеялись, потому что папа прекрасно знал, как его нос меня раздражает.
– Она отказывалась от помощи. Отсиживалась в чулане. А потом случилась эта чертова история со снимками. – Я не знала, что сказать. Мы никогда столько не говорили о… да о чем угодно. – Я бы мог помочь ей. Но она была слишком зла на меня, – проговорил папа.
– Ты был не виноват, – сказала я.
– Знаешь, когда я нашел ее, ты сидела в гостиной с ее туфлями.
– С туфлями? – Я ничего такого не помнила.
– Ты обнимала ее туфли. А еще ты положила в одну туфлю все свои желуди и не давала мне ее забрать.
– Боже. Ничего не помню, – удивилась я. Папа ревел не скрываясь. Никогда его таким не видела.
– Знаешь, я заново переживаю это каждый день.
– Я хочу, чтобы мы оба жили своей жизнью, – призналась я. – Хочу, чтобы ты снова начал рисовать и тебе не казалось, что это какое-то постыдное удовольствие. Это не так.
Папа посмотрел на меня, вытирая глаза ладонью:
– Все чего я хотел со дня смерти Дарлы – куда-нибудь уехать. Забрать назад тот участок, – он указал на коммуну, – продать его и уехать, понимаешь? В Калифорнию. Или в Италию. Или на Виргинские острова. В Мэн. В Вермонт. Все равно куда. Я не могу жить нормально здесь. – Он показал рукой в сторону кухни и места, где раньше стояла духовка. – Каждый день я вижу ее там.
Я заглянула в его покрасневшие заплаканные глаза. Послание от папы: «Его отец почти не разговаривал с ним после смерти Дарлы. Он не знал, что говорить, и не говорил ничего. На смертном одре он сказал: “Жаль твою девочку, сын”. Его мать не разговаривала с ним двадцать пять лет, с тех пор, как она ушла из дома, стала хиппи, обнимала деревья и моталась по свету с кучкой людей, называвшей себя Коалицией Небесных сил и, возможно, верившей в существование волшебных единорогов. Она не знала о моем существовании. Она даже не знала о смерти Дарлы». Обалдеть, как удобно.
========== Все служит будущему ==========
Папа разрыдался всерьез. Я спросила, не принести ли ему чего-нибудь, но он только помотал головой. Чтобы он мог немного успокоиться, я сказала, что ненадолго отойду, и пошла в чулан. Я заглянула в сушилку: снимки просохли. Я взяла ножницы, вырезала маленькие неувеличенные картинки и вклеила их в свою тетрадь. Ниже я приклеила предсказание: «Все служит будущему».
Ниже я написала то же самое от руки: «Все служит будущему». Потом открыла «Почему люди делают снимки». Наверху папа продул нос, и я подумала, стоит ли однажды показать ему эту тетрадь. Может быть, он видел ее и оставил ее в тайнике специально для меня. Может быть, он все спланировал. Хотел, чтобы я познакомилась с Дарлой на своих собственных условиях. Или не с Дарлой, а с Жасмин. На ваш вкус.