История будущего Глори О'Брайан (ЛП)

Начав улыбаться людям, я оказалась где-то в девятой зоне. Видимо, в этом действительно был какой-то терапевтический эффект. Я чувствовала себя счастливее, потому что улыбалась… а не наоборот. Элли нашла мою скамейку и села рядом.

– Мне уже плевать, – произнесла она.

– На что?

– На послания.

– Ясно, – ответила я.

– Хоть бы они уже поскорее исчезли.

– Не волнуйся, скоро исчезнут.

– Почему ты так в этом уверена?

– Не знаю.

Мы немного посидели молча.

– Мне жаль, что я так зациклена на себе, – сказала Элли.

– Мне тоже жаль.

– Я все обдумала и поняла, что я, наверно, плохой друг.

Я не хотела, чтобы ей было стыдно. У нас других проблем хватало. Поэтому я соврала:

– Не такая уж ты и плохая.

– Поехали домой.

Я согласилась, и мы пошли к машине.

– Завтра вечером мама устраивает еще одну вечеринку при звездах, – сказала Элли.

– Быстро она, – ответила я. – Две за неделю?

– Опять что-то с планетами, – протянула Элли, делая вид, что это ей совершенно не интересно.

Я попыталась себе представить, на что были похожи вечеринки Жасмин, когда Дарла с папой были молодыми, возможно, ели галлюциногенные грибы, дружили с порнографами и всякое такое. Нет, меня не заботило, что другие люди делают со своим временем или со своим телам. Мне было все равно, даже если Жасмин любила, чтобы ее подвешивали обнаженной за волосы к древесному суку и закидывали живыми грызунами. Зато меня заботило, сколько лет было Рику, когда от него начали беременеть женщины в коммуне. Я задумалась: если бы Рик был девочкой, волновало бы это нас сильнее? Потащили бы в суд женщин, которые делали это с ним? Стал бы он изгоем из-за подростковой беременности? Что было бы тогда? В мире, вопящем из каждого угла: «Будь сексуальным или немедленно сдохни!» – можно ли было его обвинять?

– Ты меня слушаешь? – спросила Элли.

– Что? Да, прости, я задумалась о своем.

– Про Питера, да?

– Нет, ты что.

– У тебя вообще глаза есть?

– Я не говорю, что он некрасивый. Он шикарный. Но он сильно старше меня, понимаешь?

– Наверно.

– Насчет вечеринки – сегодня вечером я не могу.

– А она завтра. – Черт!

– Ясно.

– Придет Маркус Гленн. Он притворится моим парнем, чтобы заставить Рика ревновать.

– Тот самый Маркус Гленн, который показал мне порнуху? Как ты его вообще нашла?

– Он бежал по нашей улице. В нашу сторону. Увидел меня, и мы поболтали. И все.

– Из вас получится милая парочка, – заметила я.

– Хватит! Я же тебе сказала, он не поэтому придет! – Она вздохнула. Вот бы вернуться в прошлую субботу и не пить никаких летучих мышей.

Я удивилась, что она винит в своих бедах летучую мышь. С Риком она переспала задолго до этого.

– Мне казалось, ты думала, что это было круто. Ну, хотя бы чуть-чуть. Разве нет? Клан окаменелой летучей мыши и все такое?

– На фиг. Я уже даже на собственных родителей смотреть не хочу, понимаешь?

– Я видела, как предки моего папы пожирают огромного драного оленя. Это было очень странно.

– Ага. Я видела мою маму, когда она, наверно, еще была не замужем. Она была голой. Не хочу об этом говорить.

Значит, мы обе видели Жасмин Блю голой. И обе не хотели это обсуждать. Я потянулась к дверной ручке, собираясь выйти из машины.

– Глори? – окликнула меня Элли.

– Да?

– У нас точно все будет в порядке?

– Конечно.

– В смысле, между нами с тобой?

Я точно знала, что через год мы уже не будем подругами. Но соврала:

– Наверно. Не знаю.

– Меня пугает война, которую ты видишь.

– Она вот здесь, – напомнила я, постучав по черепу. – Как можно бояться чего-то, чего, может быть, еще не будет? – Элли кивнула. – И потом, если это правда, у тебя будут дети и внуки. Просто не думай о войне. Хватит того, что ее вижу я.

– Интересно, Нострадамус перед тем, как начать видеть будущее, тоже выпил летучую мышь?

Выйдя из машины, Элли подошла ко мне сбоку и обняла меня. Она явно хотела поддержки, но мне не хватало симпатии обнять ее в ответ. Поэтому я просто сделала вид, что обнимаю ее. Я хотела поскорее добраться до своего чулана. Да, чулан был моим. А не Дарлы. Дарла писала «Зачем люди делают снимки», я – «Историю будущего». Дарла делала снимки своего вырванного зуба и старых пней, я снимала предметы, пустые изнутри. Мы были дуэтом – дуэтом матери и дочери. Она что-то убивала, а я смотрела на пустоту, которая после этого оставалась.

– Еще увидимся? – спросила Элли. – После ужина?

– Я договорилась провести время с папой, – ответила я. – Он жалел, что не сводил меня никуда на выпускной.

– Ладно. Значит, завтра. Я зайду с утра. – Здесь была смеховая дорожка.

Элли перешла дорогу и зашагала к коммуне. Я стояла и любовалась, особенно – усадьбой с толстыми известняковыми стенами и черепичной крышей. Я сфотографировала коммуну и назвала снимок: «Моё». Потом я повернула камеру к себе и сделала штук пять снимков себя в очках с летучими мышами. Я ощерилась. Снимок я назову «Глори О’Брайан зла на мир»…