Моралисты возмущались не зря: идея естественного отбора вскоре сыграет с человечеством чрезвычайно жестокую шутку. Из дарвинизма биологического уже при жизни автора вырастет дарвинизм социальный. Если человек – то же животное, почему в обществе должны действовать иные законы, нежели в джунглях? Из этой доктрины, проповедником которой в Европе стал Герберт Спенсер, вполне логично вырастали идея расового превосходства, оправдание колониальных захватов, евгеника, великодержавный шовинизм и мировая война как вроде бы вполне закономерный межвидовый конфликт за выживание. Парадоксальным образом Дарвин окажется дедушкой «арийской теории» и прочих бредней, на которых состоится Адольф Гитлер. Сам автор идеи эволюции, похоже, о чём-то таком догадывался и заранее отвечал своим критикам:
«Велика сила упорного извращения; но история науки показывает, что, по счастию, действие этой силы непродолжительно».
Извращение – отличное слово для описания критики, которая вот уже 150 лет сопутствует дарвинизму. Многие её инициаторы попросту не понимали Дарвина или неверно истолковывали его идеи. А из критических работ эти извращения уходили в массы, в результате чего и родилась расхожая фраза о происхождении человека от обезьяны. Именно таким дарвинизм известен, например, обывателю в США, где в последние десятилетия всё выше поднимают голову креационисты – сторонники божественного происхождения мира и человека. Дарвин, как мы уже видели, с ними вовсе и не спорил.
На самом же деле ещё в 1753 г. французский натуралист Жорж-Луи Бюффон в своей «Естественной истории» впервые – предельно аккуратно – высказал предположение, что человек и обезьяна имеют общего предка. Столетием позже Дарвин обосновал эту мысль, а материальные подтверждения ей будут следовать весь XX век, когда череп за черепом будет выстроена цепочка тысячелетней эволюции высших приматов. И лишь некоторые из этих приматов – самые безумные – решат, что их нация представляет собой высшее достижение эволюции. Или что можно организовать искусственный отбор человеческого материала для выведения суперчеловека, высшего существа. Дарвин бы на это усмехнулся в бороду и сказал бы только то, что сказал и так:
Документ № 72
«О всемилостивейшем даровании прав» (1861 г.)
•
•
Когда мы говорим о свободе в России, а говорим мы о ней частенько, полезно держать в памяти, что всего каких-нибудь полтора столетия назад – два человеческих возраста, не больше – половина населения нашей страны не имела даже Права распоряжаться собой. Наши прапрадеды не могли выбирать ни место жительства, ни супруга, ни профессию – сейчас это и представить сложно. В 1842 г. император Николай I строго запретил в стране работорговлю и считал, что идёт в ногу со временем. Но в его понимании это не касалось крепостных, которых в его стране продолжали продавать и покупать совершенно свободно. Крепостное право рождало массу невероятно трогательных произведений русской классики в стиле «Муму» и «Мёртвых душ», но жизнь крестьян от этого легче ничуть не становилась.
С самого начала XIX в. в России один за другим рождались проекты по освобождению крестьян. Несмотря на то, что к тому времени лишь четверть территории страны оставалась крепостной (крестьяне были свободными в Сибири, на Севере, в Финляндии, Прибалтике и на Кавказе), наиболее населённые губернии Центральной России продолжали жить по феодальным законам. Александр II не то что бы оказался смелее всех, просто дальше сохранять феодальное сельское хозяйство было невозможно. Оно препятствовало экономическому развитию и выталкивало Россию из сообщества развитых государств Европы, где граждане уже давно и повсеместно обладали личной свободой.