История доллара

Как бы то ни было, Америка больше не была на краю света. К концу Первой мировой войны США превратились из страны с колоссальной задолженностью в мощного кредитора: они больше не нуждались в импорте капитала и даже в импорте идей. В 1919 году президент Вильсон продиктовал свои знаменитые «Четырнадцать пунктов» в Версале, и Америка оказалась в положении наставницы Европы, которое позднее лишь укрепилось. Великобритания хотела поддержать свободную конвертацию национальной валюты в золото — за возвращением к этому давнему обязательству после опустошений Первой мировой стоял не кто иной, как Уинстон Черчилль. «Если британский фунт не будет тем стандартом, на который ориентируется и которому доверяет каждый, — заявил он в Палате общин в 1925 году, — бизнес не только в рамках Британской империи, но и во всей Европе может перейти с фунтов стерлингов на доллары». «Таймс» полагала, что пора «встретить доллар лицом к лицу».

Одна за другой страны отказались от золотого стандарта. США были в числе последних среди тех, кто покончил с золотом, оказавшись перед лицом Великой депрессии. Однако базисная цена на золото для международных расчетов устанавливалась в долларах, и к 1940 году многие ведущие страны мира разместили на хранение свой золотой запас в Нью-Йорке. Пятьюдесятью годами ранее они скорее бы удавились.

могущество может выражаться в напыщенно броских внешних эффектах, успешно или безуспешно скрывающих пустоту и неуверенность: помпезность и пышность часто характеризуют империю в момент ее упадка. Или может, вероятно с еще большим эффектом, обходиться без показухи.

Доллары 1880-х и 1890-х годов трубили о триумфе. Оборотную сторону купюр украшала знаменитая картина Трамбла «Декларация независимости» или греческие богини с прогрессивными именами «Пар». «Электричество», «История». Иногда они были выдержаны в батальном жанре: один из знаменитых вариантов дизайна 1890-х предложил ватагу американских амазонок, срывавшихся с купола Капитолия на сверкающих крыльях в вихре свободных одеяний под гром фанфар и полыхание факелов. Рядом с ними неслись бьющие копытами и фыркающие кони, запряженные молнией в колесницу. Они явно несли миру свет Америки, или, скорее, свет Вашингтона Америке. Под всем великолепием и апломбом этих «крестоносцев» чувствовалась пустота. Они слишком заботились о собственном благополучии.

К концу 1920-х годов США больше не требовалось бороться за место под солнцем, и долларовые банкноты стали менее кричащими и более лаконичными. Долларам не нужно было трубить в фанфары: Америка уже стала будущим. Небоскребы, контрабандный джин, легкие деньги, джаз: Гарлем был одним из районов Парижа или наоборот. За несколько месяцев перед великим крахом на фондовой бирже 1929 года доллар принял свой почти окончательный вид. Ради экономии доллары уменьшились до современных размеров. Изображения на них были и остаются по сей день откровенно американскими: в них разом сливаются история и миф. Миф американского запада сохранили в привычных гирляндах из лавровых листьев и шрифте букв: каждая банкнота изображала одного из президентов, так или иначе сыгравших свою роль в драме рождения нации.

Единообразный по всей Америке, доллар стал совершенным ингредиентом платежного чека корпораций. Беспутные доллары из бревенчатых хижин и бочек из-под картофеля принадлежали совсем другой эпохе, когда людям приходилось самим принимать решения и самостоятельно же себя развлекать. Деньги были тем, о чем они условились в своих интересах. Выпускаемый Федеральным резервом доллар был подобен элегантному и хорошо оплачиваемому адвокату, непреложному партнеру Большого бизнеса. Он и сам был своего рода Большим бизнесом: подобно «Жестяной Лиззи»[112] или голливудским фильмам, доллар стал тем, на что можно положиться:

успокоительно привычная величина от одного побережья до другого: бренд, который, наряду с прочими брендами, начал завоевывать и даже определять национальные черты американцев. Доллар способствовал этому. Единообразие снижало цены — точные цены подталкивали к единообразию.

Джефферсон хотел, чтобы земля и доллар шли рука об руку. Когда индустриальная Америка обнаружила и начала поощрять безграничные аппетиты потребителя, товары стали тем, чем для предыдущего поколения была неисчерпаемая земля: Генри Форд платил своим рабочим достаточно высокое жалованье, чтобы они могли приобрести его автомобили, почти так же, как Америка эпохи существования «границы» предлагала по дешевке свои земли, чтобы расширять собственную экспансию. К этому, как ни крути, сводится логика демократии: приятное право на новые фермы в новых землях либо на новые автомобили для передвижения по новым дорогам, предоставленным государством.

эдмунд уилсон писал в своей книге «Европа без путеводителя»: