История доллара

Многие американцы относились к доллару с презрением. «Нам было очень отрадно, если бы доллар янки полностью и навсегда исчез из нашей речи», — фыркала редакторская статья в «Ричмонд Виг», одной из газет с американского Юга в годы Гражданской войны. Марк Твен воспринимал внезапное богатство в качестве чудесной шутки в своем романе «Налегке». Люсиус Биб называл деньги дрянью, которую годится только раскидывать из последнего вагона движущегося поезда. Американцы придумали выражения «слишком молодой» и «бедная маленькая богатая девочка» наряду с «пришло махом — ушло прахом». «Из грязи в князи» — обычная история, но «из грязи в князи и обратно» и в иной последовательности было почти таким же распространенным явлением. Многие американские состояния сделали те, кто не особенно интересовался деньгами: их интересовал процесс. В начале 1930-х годов закоренелый гангстер, которому отчисляли процент с продажи каждого алкогольного напитка в стране и который, возможно, был богатейшим человеком на планете, ничего так не любил, как бездельничать, сидя в майке и уплетая мамины фрикадельки. Как и Карнеги, многие из числа сколотивших состояние прилагали почти столько же усилий, чтобы от него избавиться. Или растрачивали его, что, пожалуй, сводилось к тому же. На самом деле упорное нежелание американского общества устроить кровавую революцию против сверхбогатых проистекало из отношения к деньгам, из-за которого американцы смотрели на деньги как на своеобразное погодное явление: деньги проливались, словно дождь, текли то туда, то сюда, разливались широким половодьем, иссякали. Когда дело касается денег, американцы реагируют на удивление философски.

Всегда существовал и противовес из тех, кто вообще не хотел иметь дело с деньгами, включая ряд умозрительных и утопических сообществ, пытавшихся упразднить деньги и думать о чем-либо другом (на ум, пожалуй, приходит рабство). Роджер Уильямс, прибывший в Массачусетс в 1637 году и основавший колонию Род-Айленд, сразу увидел абсурдность принадлежности Америки королю; он презирал алчных колонистов и полагал, что индейцы с их ракушками ближе к Богу. Несколько поколений американских пионеров охотно обходились без денег, живя за счет кредита и бартера. Полагающиеся на собственные силы, самодостаточные и иногда отрезанные от остального мира, сельские жители почти не пользовались деньгами до изобретения торговли по почте универмагов Сирза и Рёбака. Фредерик Ло Ольмстед, путешествовавший по Югу в 1854 году, слышал о тех, кто никогда не имел дело с деньгами. А составленные пионерами конституции нескольких штатов на Среднем Западе фактически объявляли банки вне закона.

Мистики во многом разделяли взгляды Гекльбери Финна, которой попросту бежал от «сивилизации», как от тугого воротничка. Гекк Финн поспешил прочь на плоту по Миссисипи, но сорок лет спустя бродячий образ жизни во многом был привязан к железным дорогам, которые, с одной стороны, сделали некоторых баснословно богатыми: Джея Кука, Корнелиуса Вандербильта, Эндрю Карнеги (поставлявшего сталь), Джима Фиска, а с другой — позволили бродягам бесплатно путешествовать в вагонах, а иногда и под ними, вдоль и поперек Соединенных Штатов, выпрашивая работу, чаевые, еду, пиво, ботинки и случайно встречаясь вновь за тридевять земель. Возможно, это и были «два великих класса — бродяги и миллионеры», о которых говорил манифест популиста Игнатиуса Доннелли.

Бродяги оставляли небольшие памятники своей культуры: починенные ворота, покрашенные амбары.

Словечко «панк» происходит из лексикона бродяг. «Большая гора сладостей» была мечтой кого-то из малолетних бродяг, испуганного вниманием старших и более сильных товарищей в вагоне. Но здесь было место и «аллилуйя! я — бродяга» в честь беззаботной жизни. Деньги порождают желания, а желания — головную боль: хобо считали (и пели о том), что лучше вообще отказаться от денег и собственности, жить подобно цветам в поле — точнее, подобно странствующим цветам.

Хобо обычно жили за счет щедрот сограждан, но иногда хобо брал пятицентовик и что-то выцарапывал на его аверсе — автопортрет или, к примеру, осла. Никель ниспослан Богом, поскольку стоил немного, был велик по размерам и податлив в качестве материала: изящно сделанный предмет, особенно старый никель с головой индейца на аверсе и бизоном на реверсе нравился бродягам больше всего. Монета попадала им в руки, подобная миллиону прочих пятицентовиков. Они прекращали ее жизнь в качестве денег — кто возьмет порченый «никель»? — и превращали в произведение искусства. Они лишали его общепринятого условного значения и находили ему какое-то другое[119].