Противопоставление событий далекого прошлого своему времени, т. е. времени создания поэмы, находим мы не только в «Илиаде» и «Одиссее», но и в наших былинах, и в «Песни о Нибелунгах», и в «Песни о Роланде», и в «рунах» «Калевалы» и др. Поэт сознательно архаизирует свой рассказ, окрашивая его чертами глубокой старины, воспоминаниями крито-микенской эпохи. Так, во время пира гомеровские герои за столом сидят, а не возлежат, как это полагалось в историческую пору, но в сражениях герои выезжают на колесницах, как это изображается уже в крито-микенском искусстве, и чего не было в позднейшие времена; в свадебных обычаях бросается в глаза, что жених дает вено за невесту, а не получает приданое от ее родителей («Одиссея», VI, 159; XVIII, 275 — 280) и т. д. Вполне понятно, что поэт не мог провести эту архаизацию последовательно, в результате у него иногда получалось смешение эпох, но в основе все же — бытовая картина его времени.
Наибольшее внимание поэт сосредоточивает на изображении своих героев. Кроме тех индивидуальных черт героев, о которых мы говорили выше, необходимо отметить общее свойство их, определяемое особенностями эпического стиля. Они изображаются не как обыкновенные люди, а как богатыри, наделенные исключительной силой.
И поэт старается подчеркнуть, что люди его времени никак не могут равняться с ними. Прежде всего, как и в русских былинах, подчеркивается их необычайная сила.
Подобное говорится также о Гекторе (XII, 445 — 449), об Аяксе (V, 380 — 383), об Энее (XX, 285 — 287) и др. Кубок у старца Нестора таков, что если он наполнен вином, не всякий мог бы его поднять; а он берет его без труда («Илиада», XI, 636 — 638). Естественно, что такой могучий герой, как Ахилл, имеет особенно тяжелое оружие: его ясеневое копье не под силу даже Патроклу (XIX, 387 — 389). Подобным образом старый лук Одиссея оказывается настолько тугим, что его не могут натянуть ни Телемах, ни женихи (XXI, 125 — 187; 245 — 268). Ахилл избивает такое множество троянцев, что трупами заваливает русло реки Ксанфа («Илиада», XXI, 218). А Нестор, вспоминая силу прежних героев, говорит, что с ними не мог бы сразиться ни один из современных людей («Илиада», I, 271 сл.).
Своих героев поэт сближает с богами, называет их «божественными», «богоравными», «питомцами богов» и т. д. Этим он хочет подчеркнуть, что его рассказ относится к тем временам, когда боги еще принимали близкое участие в жизни людей и мало отличались от них.
Относясь с любовью к своему рассказу, поэт сам как бы любуется им. Каждая мелочь тут ему дорога. Он часто прибегает к подобным описаниям, не смущаясь тем, что они задерживают развитие действия. Вследствие этого получается нарочитая задержка — ретардация, типичная для героического эпоса, и рассказ ищет своеобразного, чисто эпического простора. В этом заключается одно из существенных отличий героического эпоса от поэтических приемов нового времени. Так, например, в «Илиаде» подробно описывается снаряжение в бой Агамемнона в XI песни и Ахилла — в XIX, более кратко рассказывается о вооружении Париса и Менелая в III песни, Патрокла — в XVI, о выезде Геры и Афины — в V песни и т. д. Типичное представление об этой манере может дать описание лука Одиссея в «Одиссее» (XXI, 11 — 41) и жезла Агамемнона в «Илиаде» (II, 100—109). Наиболее же замечательно описание шрама на ноге Одиссея в XIX песни «Одиссеи». Нянюшка Эвриклея по приказанию Пенелопы начинает мыть ноги нищему, в котором никто не мог узнать вернувшегося в свой дом Одиссея; вдруг она видит на ноге знакомый шрам и по нему узнает героя. Современный читатель рассчитывает сейчас же узнать дальнейшее — что она сделает после своего открытия? Но эпический поэт не торопится и подробно рассказывает о том, как получил этот шрам Одиссей. История начинается с женитьбы его родителей, а затем описывается охота, устроенная в честь него дедом Автоликом, и травля дикого вепря, который, подыхая, нанес Одиссею тяжелую рану. Рассказ этот занимает 75 стихов (XIX, 392 — 466). Таким же отоплением является в «Одиссее» трогательная история «божественного» свинопаса Эвмея (XV, 390 — 492). Описание щита Ахилла в «Илиаде» занимает 130 стихов. Случайное обстоятельство, как Гектор заходит в город и хочет повидаться с супругой, превращается в высокохудожественную сцену, которой посвящено 109 стихов («Илиада», VI, 394—502). Так у эпического поэта маленькая подробность иногда разрастается в более или менее самостоятельное целое. Это — типичные образцы эпического замедления.