История древнерусской литературы

Столь же неудачной оказалась политика Никона внутри самой Церкви. Желая поднять русское православие до уровня православия всемирного, он осуществил ряд литургических реформ, направленных на устранение расхождений с обрядом греческой церкви. Эти расхождения существовали в течение двух веков со времени объявления московской Церкви автокефальной. По плану Никона и его ближайших соратников (среди которых прежде всего следует назвать грекофила Епифания Славинецкого), «грецизация» должна была узаконить стремление московского патриарха рано или поздно занять патриарший престол в Константинополе. В этом плане политика Церкви и политика государства совпадали в устремлении к общей цели, предвосхищая русский панславинизм XIX в. Именно это совпадение интересов Церкви с устремлениями самодержца вызвало мощную оппозицию русских священников, для которых вера предков являлась прежде всего выражением местной духовной традиции. Церковные реформы Никона были одобрены Собором 1656 г., но многие противники не отказались от борьбы и отошли от официальной Церкви. Так возник великий «раскол», противопоставивший московскому патриарху независимую церковь, по сей день существующую и верную дониконовским идеалам. Сторонников «раскола» стали называться «раскольниками», а также «староверами» (старообрядцами), то есть «принадлежащими к старой вере». Они отказывались признавать литургические книги с внесенными Никоном изменениями, креститься двумя перстами вместо трех, класть земные поклоны по греческому образцу и т. д. Как во время первого религиозного спора между последователями Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, вокруг богословских и литургических вопросов развернулась широкая дискуссия, отразившая политическую и социальную нестабильность общества. К староверам примыкала часть консервативной знати, различные круги зарождающейся городской буржуазии; в частности купечество, и некоторые слои крестьянства, именно в эти годы потрясенного многочисленными бунтами, вылившимися в 1667—1671 г. в могучее восстание ^под руководством Степана Разина. Староверы с героическим упорством боролись против реформ Никона. Их духовные вожди, такие, как протопоп Аввакум, приняли мученичество, не отказавшись от своей веры.

Из всех движений, характеризовавших церковную культуру Московии второй половины XVII в., староверы, безусловно, выступали как сторонники сохранения традиций. Именно в их среде необходимо искать модель консервативной культуры, породившей в противовес вышеуказанным новаторским течениям литературу «старого стиля». Только люди такой закалки, как Аввакум, для которых любое нарушение устоявшихся в веках священных норм было равносильно отступничеству, могли проявить такую приверженность старому языку и старым текстам, в то время как официальная Церковь, потесненная светской властью, и по инициативе своего верховного пастыря, стала обретать греческие и латинские формы. Именно анализ старообрядческой литературы дает нам неопровержимые доказательства упадка литературной культуры.

Старообрядцы вступили в длительный спор с московским патриархом и затем обратились непосредственно к верующим, стремясь оправдать и защитить свою «старую веру». Страстными защитниками истинной веры, отвергнутой, по Аввакуму, «антихристом» Никоном, написано много. Но эти тексты, по нашему мнению, лишены той выразительной силы, которая позволила бы их считать фактом литературы. Идеологически и стилистически они отражают скорее беспомощную враждебность к новой культуре, а не сознательную верность традиции. Чаще всего в их суровой критике отсутствуют концептуальные основы, а имеется лишь эмоциональный протест. Хотя их оппозиция официальной Церкви оправдана «предательством» высших священнослужителей, пользующихся греческими и латинскими текстами, их аргументы нередко основаны на источниках столь же сомнительного происхождения. Показателен в связи с этим успех, которым пользовался среди сторонников раскола так называемый «Бароний» — т. е. компендиум «Annales Ecclesiastici» Барония, появившийся в начале XVII в. под редакцией польского иезуита Петра Скарги, а во второй половине XVII в. переведенный с польского на русский и тут же распространившийся в Московии в большом количестве списков. Благодаря тем же староверам, в славянском православии получил право гражданства труд некоего кардинала римской Церкви, переработанный одним польским иезуитом. И здесь нельзя говорить о кратковременном явлении: еще во второй половине XVIII в. «Бароний», проникший из России в южнославянские земли, являлся образцом и источником для болгарского монаха Паисия из Хилендара.