История двойника

— Придется тебе самому стать герцогом. Ну а что, разве плохо? Будешь обитать в роскошных покоях замка под надежной охраной и без особой заботы о делах чрезвычайной важности, для ведения которых я подберу самых толковых людей. Усопший Август Мальро властвовал именно таким образом, потому народ герцогства подлога с нашей стороны не обнаружит. Что же касаемо некоторых не в меру дотошных и чересчур осведомленных знатных господ, а также родственников герцога, то мне лишь доставит удовольствие приструнить их самым суровым образом. Можешь не сомневаться, как только один из возмущенных правдоискателей окажется в кандалах или чего лучше отправится к праотцам, с остальных быстро сойдет спесь и они как миленькие будут почитать тебя за герцога, подобострастно виляя хвостиками. Мне эта публика слишком хорошо знакома! Значительной ее части вообще достаточно одного общеизвестного факта, заключающегося в том, что главный экзекутор пыточной в подземельях замка, которым пугают непослушных детей, является моим человеком.

— Но ведь герцога сегодня хоронят, вы же сами сказали! — воскликнул я, запутавшись в его рассуждениях. — Каким образом теперь получится выдавать меня за Августа Мальро!?

— Верно, сегодня пройдет реквием в известном тебе кафедральном соборе, и вот там, Риддек, без твоего посильного содействия обойтись невозможно! — подчеркнуто серьезно произнес Сарантанелло, видимо, взывая к моему чувству долга. — Мы заявимся в собор посреди траурной мессы и объявим собравшимся, что твоя смерть грандиозная мистификация, инсценированная заговорщиками, из плена которых тебя удалось вызволить при моей помощи. Более объяснять ничего не нужно, поскольку туман недосказанности будет нам только на руку.

Тут я не выдержал и закричал, чего никогда себе не позволял в присутствии хозяина:

— Какая несуразная затея! Чудовищно нелепая и крайне опасная! Меня только от испепеляющих взоров собравшихся прихожан кондрашка хватит! Зачем вообще вы дотянули до отпевания, ведь намного проще было бы действовать сразу после смерти герцога!

— Понимаю тебя, Риддек, прекрасно понимаю, — спокойно отреагировал господин Сарантанелло на мое возмущение, словно я ему был ровня. — Конечно, следовало без промедления брать быка за рога, но этому помешали непредвиденные обстоятельства. Зато невероятными усилиями мне удалось сделать так, что в гробу более нет тела его светлости, в чем скорбящие смогут убедиться воочию. А робость твою мы запросто снимем, не зря же я по роду службы имею дело со знахарями и алхимиками. Несколько капель этого чудодейственного зелья вселят самоуверенность в заячью душу самого ничтожного труса.

С последними словами он достал из кармана своего камзола темную склянку и осторожно поставил ее на стол.

Я вновь захотел высказать возражение, но промолчал, понимая, что лишен выбора. Хозяин никогда мне его не оставлял, а теперь сам оказался в похожем положении. Вместе со мной, разумеется. Как только я замер в нерешительности, он громко хлопнул два раза в ладоши, и тут же в доме появились его бессловесные люди, после чего начался процесс моего облачения в дорогие одежды.

Спустя четверть часа я стоял возле зеркала в расшитой золотом черной накидке и украшенной плюмажем широкополой шляпе с загнутыми на левой стороне полями, сжимая в руке стакан мутной от капель зелья воды.

— Смелее, дружище! — подбодрил меня Олимпиодор. — Выпей залпом, всмотрись в свое отражение и увидь настоящего герцога!

Пряный аромата зелья напоминал о детской поре с веселыми игрищами на заросших дикими травами лугах, слегка кружа голову. Подрагивающей от волнения рукой я поднес стакан к устам, задержал дыхание и в несколько больших глотков осушил его. Терпкая жидкость оставила во рту горькое послевкусие, отчего моя физиономия невольно скривилась. Мгновением позже я стал ощущать разливающееся по всему телу тепло, словно залпом испил бокал крепкого вина, однако голова оставалась ясная. Вскоре жалящие меня тревожные помыслы начали смещаться на задворки моего сознания, пока вовсе не испарились. Казавшийся таким опасным мир, с его нуждой, несправедливостью и вечной схваткой за место под солнцем, быстро терял свою пугающую силу, все более уподобляясь шумному ярморочному балагану, не способному причинить мне никакого вреда. Я все более проникался пониманием, что разыгрываемое перед глазами шутовское действо неизбежно близится к своему завершению, кроме того, при желании его можно покинуть в любой момент, отчего меня наполняли совершенная свобода и холодная невозмутимость постороннего наблюдателя.